Смута. Юрий Теплов
что Принцесса блефануть не дура. Что у Акинолоса?
– По последней информации, заказ исполнен.
– Пускай вертается…
Год 1999-й. Президент
Барвиха – любимая резиденция износившегося в дворцовых баталиях российского президента – напоминала остров в океане, по волнам которого носились обломки имперского корабля и летели вопли утопающих. Остров отталкивал их. И безжалостно изгонял случайных путников. На нем селились лишь новорусские, включая чиновников самого высокого ранга. Коттеджи и замки с башенками а-ля-рюсс множились, как микробы в прокисшей затирухе. Высокие заборы скрывали от глаз теннисные корты, мраморные бассейны и все прочее, никогда прежде не виданное ни хозяевами, ни, тем более, потерпевшими кораблекрушение.
Президент сидел в охотничьем зале в кресле и бездумно глядел на экран телевизора.
Там нежилась в ванной модная певичка, укутанная в мыльную пену. Он видел и не видел ее, погруженный в полудрему. И лишь когда начались «Новости», вяло встрепенулся, скривился от вида думцев, готовящих документ по импичменту ему, Президенту.
«Козлы блудливые, – подумал. – Где бы они сейчас паслись, если бы не я, гарант ихней демократии. А туда же, избранники хреновы!»
Критика уже не ранила его, как прежде. Так, слегка царапала. Он устал и от власти, и от дерьма, что на него каждодневно выливают. В последний раз запереживал, когда садовник, которого он притащил в Москву с Урала, сказал:
– Из уважения к вам не могу молчать. Подайте в отставку, народ перестал вас любить.
– Знаю, – тоскливо согласился с ним Президент.
– Так уйдите сами!
– А что будет с моими реформами?
– Какие реформы! От них людям тошно. От голоду в разбой идут.
– Ушел бы, да не пускают.
– Кто не пускает?
– Дурак ты, братец. Не смыслишь в политике… Нарежь вон лучше роз Тамаре.
Дочь была его любимицей. Он и сам сознавал, что она крутила из него шнурки. Черт его дернул за язык рассказать про садовника! Исчез мужик на другой день. Дочь объяснила, что тот захотел на родину. Сам ли уехал, заставили ли?..
Президент встал с кресла, по давней привычке похлопал себя по карманам в поисках курева. Вспомнил, что два года уже как бросил смолить. Сплюнул в сердцах на ковер. Подошел к зеркалу. На него глянул дед с кровяными прожилками на лице. Разве будешь на людях бодрым, как требует Томка! Да еще и властным. Над кем властным, ежели никто не слушается? Все только советуют, советуют… Вот и Березович – ни дна ему, ни покрышки! – насоветовал взять дочь в администрацию. Теперь и это лыко в строку суют. Ведь говорил ей, не лезь в политику! Все равно влезла. И засветилась. Виллу не спрячешь в карман. Все Березович: «На подставное лицо. На надежного человека!» Это Столбович-то надежный? Ходит, трясет толстым задом, а глаза – как у козла в чужом огороде…
И заныло, затикало внутри. Были они, были, когда начинал. Крестоносец находился рядом в самые тяжелые дни. Все знал и слышал, всех в узде держал. И обо всем докладывал. Хороший цепной пес, ну и гавкал бы, цапал бы кого положено! Так нет, полез в чужую конуру