Дамдых (сборник). Альбина Гумерова
Венера вздрогнула, потому что увидела чучело на стуле. Ноги его были бугристые – в старые штаны неравномерно напихали разных тряпок. Куртка, изображающая тело, напротив, хилая.
– Это наш домовой, – пояснила Суфия. – Когда дети не слушались, я говорила, что домовой заберет их на чердак и в дом больше не пустит.
Венера подошла к «домовому». Поправила ему пыльную кепку.
– Еще можно было в перчатки обрезки тканей напихать. Получились бы руки. Или медицинские надуть.
Суфия присела на самодельный лежак:
– Думаешь, это я его сделала? Было у меня время! Это Марат. В тринадцать лет облюбовал себе здесь место. – Суфия похлопала ладонью по одеялу. – До самой зимы не спускался. Как-то раз домового и смастерил. И однажды напугал нас с Резедой. Ох и смеялись мы потом!
Спрятав руки в карманы, медленно прошлась Венера по длинному чердаку. Резкие, но тихие скрипы будто выпрыгивали из-под ее ног. Возле окна Венера остановилась, посмотрела на паутину:
– В детстве жуть как боялась пауков. Потом перестала. Мыши-то страшнее. Теперь и мышей не боюсь. Недавно сплю, слышу – кто-то шуршит. Вышла на кухню, включила свет, а там мышь. Раньше бы на люстру вскочила, закричала на весь поселок… А сейчас… Ну, мышь. – В енера на пятках повернулась к Суфии: – Зачем мы сюда пришли?
Суфия встала, порылась в коробке и достала свой портрет.
– Гляди. Припрятала от Шамиля. Выбросить хотел. – Старушка потянулась за другой коробкой, но не удержала, и много пожелтевших листов высыпалось из нее. – Это рисунки его молодости.
Женщины присели на корточки и стали перебирать их: кувшин на смятом полотенце, яблоки в вазе, детские игрушки на полу, угловатая худая женщина у зеркала… На пол чердака не просто эскизы высыпались. Рассыпалась целая эпоха. Мечта. Жизнь. В которой не было еще ни Суфии, ни детей, ни внуков. Ничего похожего на то, чем жил Шамиль сегодня. Когда он, молодой юноша, набрасывал свои этюды, едва ли думал о том, что много лет никчемной стопкой будут покоиться они в коробке, как в братской могиле. На чердаке дома, который даже не он построил. Суфия подумала, что Шамилю всегда больно жилось на свете. Кто-то ровно проходит свои годы, а кого-то схватит судьба за горло, тряхнет, с ног на голову перевернет все и снова жить велит.
Птицы, клюющие зерна, рассыпанные бусины и резная шкатулка с распахнутой крышкой… Перебирая его рисунки, Суфия подумала, что они с Шамилем разные, невозможные друг для друга. А почему-то жили вместе столько лет.
– Венера… – глухо сказала Суфия. – Гляди-ка. На тебя похожа эта.
Венера посмотрела на рисунок. Пухленькая, будто застигнутая врасплох женщина возле своей кровати едва успела прикрыться простыней…
– Я думала издалека начать, схитрить… а я тебе прямо скажу. – И старушка поведала о своей жизни, ничегошеньки не утаивая.
Сидели на лежаке, который сделал Марат, среди эскизов художника. Молчали. Венера глядела на рисунок, который все еще держала в руках. И вдруг, такая мягкая, прильнула к худенькой Суфии.
– Попробуй,