Удовольствие во всю длину. Марат Басыров
да, вдоль. Поперек бы он не поместился.
Следователь записывает эти слова в протокол. Затем снова обращается к подследственному.
– Это ваш брат?
Лилипут непонимающе смотрит на него.
– Ну в смысле раньше, до того, как вы отрезали ему голову, он приходился вам братом?
– А кто вам сказал, что это сделал я?
Следователь пожимает плечами и ухмыляется.
– Вы сами сказали. Полчаса тому назад. Хотите отказаться от признания?
Лилипут думает. Следователь ждет, настороженно глядя на него. Он больше лилипута почти в два раза. Черт их поймет, этих лилипутов. Что у них на уме. Вроде такие же люди, а что там у них внутри? Что вообще может поместиться в таком мелком существе? А если многое, то как же это все должно распирать беднягу изнутри! Господи, как хорошо, что он не такой жалкий. Хотя, если разобраться, все мы жалкие – в любом обличье. Черт, как тошно-то все!
– Ну что, парень, хватит сиськи мять, – устало произносит следователь. – Имел силы убить, имей и признаться. Давай без протокола, – он закрывает папку. – Давай просто по-человечески поговорим, что, зачем, откуда, как. Я пытаюсь тебя понять, но пока не могу.
Лилипут, до этого смотревший в пол, поднимает глаза, полные слез.
– Да, – шепчет он. – Это я убил. Я не отрицаю.
Следователь закуривает, кашляет.
– Ты погромче говори, ок? А то я слышу плохо, все слова похожи одно на другое, понимаешь, да?
Лилипут кивает. Смотрит на сигарету, как она тлеет меж корявых пальцев следователя.
– Как это произошло?
Лилипут молчит. Он не хочет отвечать на этот вопрос.
Следователь выпускает дым. Как-как, вбил рашпиль в глаз по самое не хочу, пока тот спал, и все дела. Ладно.
– Слушай, парень. Знаешь, сколько передо мной вот так вот сидело? Сотни! И у всех мотивы убийства одинаковые. Зависть. Желание истребить того, кто это чувство в тебе вызывает. Желание отделаться от этого чувства. Нет никаких семи смертных грехов, блять, есть одна зависть.
Лилипут плачет. Слезы текут по его детскому сморщенному лицу. Он похож на смертельно обиженного ребенка.
Следователь тушит сигарету о кромку столешницы. Кидает окурок на пол.
– Он что, брат твой, обижал тебя? Глумился над тобой? Говорил, что его мизинец больше твоего члена? Что ты жертва аборта? Заставлял тебя искать под диваном его тапочки? А?.. Да хоть и так! Зачем нужно было его убивать? Что, блять, за цирк ты устроил из жизни и смерти? Да если уж на то пошло, зачем нужно было отрезать ему голову? Отрезал бы ноги. Да, просто отхватил бы ему ноги по самые яйца – вот и сравнялись бы вы в росте.
– Ноги? – всхлипывает лилипут. – Ноги?
– Да, боже мой, ноги! – кричит следователь. – Будь я на твоем месте, я бы отхреначил ему ноги! И все были бы живы!
– Я об этом не подумал, – ошеломленно бормочет лилипут, глотая слезы.
5
Директор цирка лежит в постели. Ему плохо. Над ним склонилась жена. Она поправляет одеяло, подтыкая его с краев.
Директор смотрит в потолок.