Интервью со смертью. Николай Зорин
мытым сальным волосам, а носки порваны – пяток совсем нет, на большом пальце дыра, и палец этот лезет в глаза, взгляд от него отвести невозможно. Гладит, утешает, плачет, а думает только о дырке на пальце и о том, какой же он жалкий, и о том еще, как дурно от него пахнет.
Да он возненавидел меня в этот момент! Возненавидел себя, что допустил такую слабость и ко мне потащился. Поднялся, вымыл чашку, поставил в шкаф, свернул постель, отнес в кладовку, пустую бутылку забрал с собой – не оставить следов, а воспоминания, не подкрепленные уликами, ничего не стоят, их так легко принять за сны.
Легко, по себе знаю. Но Годунов у меня вчера был. Обокрал труп, был застигнут на месте преступления и потому пришел ко мне. Просить прощения у своей совести. Ну и ладно, пусть, я его простила, я поверила, что он не убийца. Можно с легким сердцем возвращаться к версии о маньяке.
Такой безопасной для меня и такой заманчивой версии, обещающей богатый материал.
Мне стало легко, не знаю уж, от чего больше: от реабилитации Льва Борисовича, от того, что его не оказалось в квартире, или от предвкушения сенсации. Поставила чайник, позвонила Руслану, попросила, чтобы он заехал за мной, скинула ненавистный душный халат и отправилась в ванную.
– Ты с ума сошла! – напустился на меня Руслан, когда я поведала ему о своих приключениях. – Зачем ты пустила к себе этого проходимца?
– Он не проходимец, он мой бывший редактор и очень несчастный человек, – заступилась я за Годунова. – Почему я не должна была пускать его к себе?
– Он алкоголик, деградирующая личность, – не унимался Руслан, – от него можно ожидать чего угодно. И потом, ты уверена, что он не мог быть убийцей? Я бы тебе посоветовал…
– Спасибо за совет, как-нибудь своим умом обойдусь.
Руслан обиделся, отвернулся к окну – мы сидели на кухне. Феликс укоризненно на меня посмотрел и прижался к Русланову колену, в наших размолвках и ссорах он всегда брал его сторону – из мужской солидарности, что ли? Довольно долго длилось тягостное молчание: Столяров ужасно обидчив и Годунова почему-то не переносит на дух, заводится при одном упоминании о нем.
– Эй, ребята, – решила я восстановить мир, – мы завтракать сегодня будем? – Я знала, чем их пронять: от еды еще ни один мужик не отказывался.
Перед Русланом я поставила все ту же злосчастную вазочку с печеньем – другого-то у меня ничего не было! – сварила кофе, налила Феликсу простокваши в миску.
Мы завтракали втроем, как тривиальная молодая семья, пока не успевшая обзавестись ребенком. Руслан немного хмурился, что еще больше усиливало сходство: утренняя размолвка в порядке вещей в таких вот неустаканившихся семьях.
Позавтракав, вышли из дому. Было только начало десятого, а жара уже разгоралась вовсю – невыносимое в этом году лето, такое лето действительно только и можно выдержать где-нибудь на морском пляже. Я закрыла глаза, представила набегающие на желтый песок волны, вдохнула прохладный солоноватый воздух