Интервью со смертью. Николай Зорин
еще что хотела узнать, Сергей Петрович. Посмотрите, пожалуйста, по вашим внутренним сводкам не было ли в ближайшее время убийств подобного рода. Я имею в виду…
– Почерк, обстоятельства и так далее? Сейчас посмотрю. – Он снова уткнулся в компьютер. – Нет, не было ничего близкого. А что, есть у тебя на этот счет какие-то соображения? – Он хитро прищурился.
– Есть. Думаю, это начало серии.
– Да ладно! – Ремизов замахал руками. – Что это ты выдумываешь? – Он в шутку схватился за сердце. – Типун тебе на язык! Серия!
– Дай бог, чтобы я ошибалась, но вы же знаете, я никогда не ошибаюсь.
– Знаю, знаю. – Он улыбнулся мне, как улыбаются милому шаловливому ребенку. – Чертовщинкой попахивает это твое «никогда не ошибаюсь». Понять не могу, из каких источников ты черпаешь свое знание. Но почему ты думаешь, что вчерашнее убийство – серийное?
Я изложила ему свои соображения, те самые, которые вчера излагала приехавшей по моему вызову милиции, а потом Василию Максимовичу.
– Н-да. – Ремизов в задумчивости почесал голову карандашом. – И когда, ты думаешь, ждать новой жертвы?
– Сказать наверняка не могу, но чувствую, скоро.
– Скоро? – Он бросил карандаш на стол, вскочил, нервно прошелся по кабинету, остановился напротив меня, уставился недоброжелательным взглядом (впервые за наш разговор, впервые за наше знакомство), несколько секунд смотрел. – Знаешь, и на старуху бывает проруха, будем надеяться, что все-таки ты ошибаешься.
– Будем надеяться. – Я поднялась, попрощалась с майором и вышла из кабинета.
Руслан дожидался меня на крыльце – кто бы сомневался! – озабоченно осмотрел с головы до ног, словно я не из милиции вышла, а вырвалась из лап опасного зверя.
– Ну как твой жмурик, прояснился?
– Не прояснился.
– Ладно, не переживай, заедем вечером после работы, может, к тому времени все определится.
Главный поймал меня в коридоре, зазвал в свой кабинет и опять принялся проедать плешь отпуском. Но я рассказала ему о возможных перспективах, он обрадовался и тут же отстал.
– Ну, если так, конечно! Нельзя упускать такой материал.
Материала, впрочем, пока было немного, в нормальном понимании его совсем не было. И настроение писать почему-то пропало, никакого вчерашнего энтузиазма. Я даже не смогла вспомнить название и первую фразу, которую придумала, возвращаясь домой. Все мысли выветрились из головы, а ощущения затерлись. И амбиции испарились: мне больше не хотелось никакой сенсации, стало пугать продолжение. Я вдруг отчетливо поняла, что и это, и все дальнейшие убийства, которые произойдут, связаны со мной лично. Как – не знаю, но точно связаны. Может, я стану одной из жертв, может, пострадает кто-то из моих близких, а может, сам маньяк – это тот, кто мне дорог…
Я попыталась представить следующую жертву. Мужчина? Женщина? Ребенок? Бескровная смерть… Ничего представить не удалось, воображение отказалось работать в этом направлении. Тогда я попробовала представить