Сибирская амазонка. Ирина Мельникова
делам, ни тем более в гости не приглашал.
– Закон не позволяет! Закон! – произнес он с расстановкой, но решительно, отсекая возможность дальнейших переговоров.
– Смотри, атаман! – Старик криво усмехнулся. – Отольются тоби наши слезки. Кабы сам кровушкой не умылся.
– Ах, ты!.. – Шаньшин задохнулся от гнева. Вскочил и, топорща в ярости усы, гаркнул: – Петро! Иван! – И когда два дюжих казака при шашках и нагайках выросли на пороге, махнул рукой на мужиков: – В шею их, в шею! И чтоб даже шагу на крыльцо, чтоб в станицу вовсе, – он перевел дыхание и крикнул уже в спину торопливо покидавшим канцелярию посланцам Полтавки: – …не пущ-щать!
Никита Матвеевич вздохнул и поднес к глазам казенную бумагу с инструкцией, писанной неким полковником Кудряшовым, в которой разъяснялся порядок охраны границы иррегулярными, то есть казачьими, войсками.
– Ишь ты, – атаман сердито отбросил бумагу, – писака! И близко не стоял с казаками, а вишь выдумал! Иррегулярные войска! – произнес он с презрением и сплюнул с крыльца. – Допрежь, чем писать, на границе надо побывать и не на коняке проехать, а на пузе вдоль нее проползти. – Он опять сплюнул и еще с большим негодованием произнес: – Развели в штабах баглаев.[17] Нас бы поспрошали сперва, бумагомараки!
Сорвав плохое настроение на бумаге, Никита Матвеевич несколько успокоился и сладко зевнул. Можно было вздремнуть до приезда гостей, но в дом он не пошел. Набив трубку ароматным табаком, он закурил и блаженно прищурился. Как хорошо иногда почувствовать себя, хотя бы на короткий срок, ничем и никому не обязанным. А просто сидеть бездумно, глядеть на небо, на облака, что гигантскими башнями встают на горизонте, прислушиваться к слабым звукам и шорохам засыпающей природы.
Облака тем временем потемнели, растеклись по небу серой пеленой. Тензелюкский голец скрылся в густой туманной завесе. Вдруг из туч хлестанула молния, и Никита Матвеевич перекрестился. Грозы еще не хватало! Но одновременно с первым ударом грома ворвался в станицу заливчатый перезвон колокольцев.
Шаньшин радостно вскинулся, но тут на пороге показались жена и его младшие – близнецы Сашка и Шурка.
– Кажется, Гаврюша? – Елена Сергеевна радостно посмотрела на мужа. – Припозднились, но все ж к ночи добрались!
Никита Матвеевич посмотрел из-под руки на гору. Тройка и несколько верховых уже миновали самый крутой участок. Еще пара минут – и они здесь! Близнецы, уже не дожидаясь команды, кинулись к воротам и распахнули их во всю ширь, а Степан, прижимая шапку к широкой груди, встречал тройку с улицы.
Шаньшин прикрикнул на жену, чтобы не глазела понапрасну, а мчалась бы в дом и проверила, все ли готово к приему гостей, и сам проворно сбежал по ступенькам вниз. Бренча колокольцами, во двор въезжала тройка добрых гнедых лошадей.
– Здорово, станичники! – приветствовал Никита Матвеевич казаков, спешившихся у коновязи за воротами. А глаза уже искали сына. Гаврюха вошел во двор вслед за коляской, ведя в поводу своего коня. – Как добрались? –