Шоу начинается…. Лариса Чайка
что и страдать особо не будешь.
Вот этим последним аспектом я заинтересовалась.
– То есть, мне не показалось – пол у вас тут горячий и обжигает ноги? И если не будет огнеупорной обуви, всегда будет больно?
– Это Адус, детка,– буднично произнес Сантан.– Здесь каждый миг для грешника наполнен болью.
Меня прошиб холодный пот. И уже меньше захотелось пререкаться и спорить. Герцог усмехнулся, зная точно мою реакцию на его слова. А вот это он зря!
Нас – работников культуры– просто клинит на патриотическом воспитании, этот патриотизм и героизм врастает под кожу и растворяется в нашей крови. Любое несанкционированное давление делает из нас героев и героинь.
Вот и сейчас, поставленная в сложную ситуацию, я головой понимала всю опасность своего положения, но сердце и душа вопили: «Не сметь сдаваться! Враг не пройдет!». А Давид Маркович Гоцман подзуживал в правое ухо: «Хороший понт дороже денег! Будем посмотреть. А этому адиоту скажи: пусть пойдет на Привоз, купит петуха и ему крутит бейцы».
Поэтому я приняла самый независимый вид, улыбнулась улыбкой голодной акулы и лениво произнесла:
– Я не буду работать без договора. Можете делать со мной, что хотите. Я требую объяснений и взаимовыгодных условий. Кстати, я до сих пор не понимаю, как и почему я умерла.
И тут герцог смутился. Буквально секунды на две–три, но смутился. И я поняла, что я на правильном пути.
– Вы не подскажите мне, ваша темность, причину моей смерти?– Вкрадчиво спросила я.
– Вот еще. Я герцог. Я не вникаю в разные мелочи.
– А вы узнайте, я подожду. Я никуда не спешу.
– Гмм,– Сантан явно смутился, а у меня появилась надежда.
– Так я умерла или нет?– задала я свой главный вопрос с замиранием сердца.– Я спокойно легла спать с книжкой в обнимку. У меня ничего не болело. Меня мог убить вор, залезший в квартиру. Но что делать вору в съемной однушке? У меня и воровать–то нечего. К тому же, шестой этаж. Это я молчу о нанятом убийце и бесстрашном серийном маньяке. Не по Сеньке шапка–то…
Герцог воровато оглянулся на дверь, пару раз махнул руками, что–то прошептав про себя.
– Чего кричишь?– Зашипел он.– Раскричалась тут.
А я так обрадовалась.
– Я не умерла? Тогда почему я здесь?
– Ты в списках до конца года,– недовольно буркнул он,– тебе осталось месяц с небольшим. Какая, в сущности, разница? Месяцем больше, месяцем меньше.
Я снова сникла. Вот ведь: а я строила планы на дальнейшую счастливую жизнь, на покупку квартиры, на создание семьи. А у меня жизни–то осталось на месяц с хвостиком. В горле встал ком, голова разболелась. Из глаз робко поползли слезинки.
– Заканчивай разводить мокроту,– недовольно проговорил герцог.– Приступай к работе. Работа – она…. Короче, делай нам праздники, радуй мою дочь, и я тебя устрою тут со всеми удобствами, еще и благодарить будешь.
– Я хочу назад,– упрямо возразила я.– Мне нужно попрощаться с мамой, с подругами, с миром, в конце концов.
Молчавшая