Дорога к Пушкину (сборник). Владимир Михановский
по пути.
Одна буренка замычала
И стала медленно тонуть.
Ее нирвана принимала
С копытами, потом – по грудь.
Она ревела трубным гласом,
Зловонную взбивала грязь
И всем с ума сошедшим мясом
Из мутной гибели рвалась.
Но кто услышит, кто поможет,
Когда такая вот беда?
Спокойно бездна жертву гложет,
Ее вбирая навсегда.
А рядышком ее товарки,
Не повернув и головы,
По прежнему паслись на травке,
На сытном пастбище травы.
Сон
То ль прикрыли рано вьюшки,
И заснул я в тяжком сне?
То ли соскользнул с подушки,
Расскажи-ка, няня, мне!
Дрогнул запад лисьей бровью,
Город каменный гудит.
Я вхожу в средневековье,
Сердцу чужд окрестный вид.
Под мостом шныряют лодки,
Песни льются на ходу.
Крутобедрые красотки
Щеголяют на виду.
Балаганы. Балагуры.
Копья, латы и мечи.
Озирайся, оступайся,
Только слушай да молчи.
Площадь яростно палима.
Торг. Попойка, Циркачи.
Пантомима.
Мимо, мимо…
Озирайся и молчи.
Капуцин, лохмат и красен,
Словно туча в вышине.
И шагаю я, безгласен,
Озираясь в смутном сне.
Кто увидит? Кто услышит?
Чем пропитан жаркий день?
Мир узором странным вышит —
Или это свет и тень?
Дальше, дальше… Домик сонный,
Я и улочка сам-друг.
И резной овал оконный,
И тоска воздетых рук.
Чьих-то судеб рвутся нити
И душа тоски полна.
– Помогите… Помогите…
И сомкнулась тишина.
Мир становится неясен,
Тучи пухнут в тишине,
И шагаю я безгласен
Мимо, мимо в смутном сне.
Дон Кишот
Глядит в окно михайловская ель.
Утихла после полудня метель.
О рыцарских победах речь ведет
Со мной сегодня рыцарь Дон Кишот.
Сошел с ума – на мельницу с копьем!
Ему порядок общий нипочем.
От рыцарского зелья одичав,
Он против всех – и тем уже не прав.
Да и какое право у него?
Давно известно – право большинство.
Ему порядок общий нипочем,
Он ищет справедливости мечом.
Испания и мир ему тюрьма…
Дон Долговязый впрямь сошел с ума!
Идут века, а Дон, все так же лих,
Пронзает крылья мельниц ветряных.
Глуха, темна вселенская тюрьма;
Он мудр один – весь мир сошел с ума.
Цель
Воздели руки колкие кусты,
За тучами в Михайловском грохочет.
Но то не гром, а муки немоты:
Гроза сказать, наверно, что-то хочет,
А не дано. Свиваются века,
Но не дается темное наречье.
И корчится река без языка,
И в ней тоска почти что человечья.
До