Хрустальная сосна. Виктор Улин
последние слова, я тут же спохватился: ведь их можно было понимать и так, что я отказываюсь пить с нашей только что сложившейся колхозной компанией, хотя имел в виду одного лишь Аркадия.
Нависла неловкая тишина.
– Вот что, мужики, – вдруг сказал Славка. – Коли так пошло сразу, то давайте с самого начала и уговоримся: пьянство считать мероприятием добровольным и никого к нему не принуждать.
Все засмеялись, однако Саша-К согласился всерьез:
– Верно сказано. Пусть кто без этого не может – пьет. Но чтоб других не принуждать.
– Иди в свою палатку и соси спирт хоть до потери пульса, – добавила Вика. – А нам тут воздух не порть.
– Почему это я должен уйти? – возмутился Аркадий. – А не вы, к примеру?
– Потому что у вороны две ноги, и особенно левая, – ответил Саша-К.
– Хочешь – возьми плошку, налей туда своей вонючей гидрашки и лакай на четвереньках, – добавил я, уничтожая его до конца. – Потом мы тебя в реку бросим, когда будет достаточно.
– А тебе и не предлагаю, – окрысился Аркадий. – Ну ладно, мужики.
Идем в нашу палатку, раз дамы против. Кто со мной?
Он встал, держа бутыль подмышкой.
За ним поднялся фиксатый Геныч. Немного поколебавшись, к нему присоединился Лавров – что меня, надо сказать, сильно удивило. Посмотрев на Гену, к ним присоединилась Тамара. Поддернула свои отвисшие груди, едва прикрытые зелеными лоскутками купальника, и пошла, играя огромной мясистой задницей.
Больше желающих выпить не нашлось.
Посидев еще немного за дощатым столом, мы допили холодный чай, погрызли тающие остатки домашнего печенья. Потом Саша-К ушел на ферму разведывать насчет молока, а мы перешли на кострище.
Судя по всему, предыдущая смена любила отдохнуть вечером: место было оборудовано с любовью и знанием дела. Для самого костра выложили специальную площадку из кирпичей. Вокруг расположились доски-скамейки и несколько толстых бревен. Даже дров нам на первый вечер оставили в изрядном количестве.
Вкрадчиво и незаметно спустились сумерки. Загустели, словно вишневый кисель, но совсем еще не стемнело, и луна, робко всходящая над паромной переправой, была желтой и даже слегка красноватой. Мы не спеша разожгли костер. С болота веяло влажноватой прохладой – и конечно же, налетела туча комаров. Сидя у костра, мы яростно обмахивались ветками. Сухие дрова, как назло, горели ровным пламенем, пуская волнистую струю чистого жара, и ни единой струйки дыма не выбивалось из-под тяжело рассыпающихся поленьев.
Я сходил в палатку, надел резиновые сапоги, натянул оба свитера на рубашку, а поверх еще и свой армейский китель. Одежда стала непроницаемой, однако руки остались беззащитными. Наконец кто-то догадался сунуть в костер сырую ветку. Сразу повалил густой дым, сизыми волнами завиваясь у земли. Мы закашляли, протирая глаза, однако комары отступили.
А потом вдруг стемнело, и воздух стал совершенно недвижим, и дым, раскрутившись, пошел вверх прямой ровной колонной.