Последний час надежды. Константин Бояндин
было бы лучше попрощаться с Брюсом сейчас. Попрощаться так, чтобы это можно было бы запомнить навсегда.
Софию словно ударили кнутом. Она стиснула зубы. Посмотрела на Доминик (та смотрела ей в глаза, спокойно, без насмешки). Посмотрела на меня. Я шевельнулся, хотел встать. София вскочила на ноги, отскочила от меня, как от зачумлённого. Держась подальше от меня, приблизилась к Ники, вплотную. Я думал, она ударит Доминик, но София просто смотрела ей в лицо.
– Ники, ты и в самом деле ненормальная, – тихо проговорила София. – Я не знаю, что это для тебя… Я так не могу.
И выскочила наружу. Я встал, ощущая себя полным идиотом. Не знаю уж, почему. Доминик опустила взгляд, смотрела себе под ноги. Я вышел в коридор. София стояла у двери в своё купе, уткнувшись лицом в занавеску на окне.
– Нет, Брюс, – услышал я, когда до Софии оставалось два шага. – Не прикасайся ко мне, не надо.
За окном уже светало. Поезд прибудет в Ле-Тесс через четыре часа.
София медленно обернулась. Подошла ко мне, осторожно взяла за руку. Уткнулась лбом мне в грудь.
– Я не могу, Брюс, – прошептала она. – Не заставляй, прошу. Ты… ты мне нравишься. Правда.
Я молча прижимал её к себе. За плечи, осторожно. София подняла голову. Слёзы в уголках её глаз.
– Я… – голос её стал едва слышным. – Я люблю тебя. Но Жан… я не брошу его, Брюс. Даже такого. Прости.
Она снова уткнулась мне в грудь и замерла. Не знаю, сколько мы так простояли. Наконец, она медленно отстранилась. Мы замерли, взявшись за руки, и смотрели друг другу в глаза.
Доминик права. Я никогда не отучусь оправдываться в том, чего не делал. Никогда, наверное, не отучусь. Говорить оказалось невероятно тяжело.
– Софи, – она улыбнулась, слеза скатилась по левой щеке. – Не слушай её. Я не собирался домогаться тебя.
Она обняла меня. Резко, крепко, неожиданно. Привстала, коснулась сухими губами моей щеки.
– Я знаю, – услышал я шёпот. София отошла от меня. Два или три удара сердца мы стояли и смотрели друг на друга, улыбаясь. Она кивнула и повернулась к двери. Ещё пять секунд, и я один.
Только Господь всемогущий в состоянии понять женщин.
На столе уже ничего не было. Только фонарик, в форме керосиновой лампы. Забавный. Внутри горела свеча. Ароматическая, с жасмином.
Оказывается, правую, ближайшую к двери часть дивана можно было раздвинуть, чуть не вдвое. Ники так и сделала. Постель была готова. Сама Доминик так и сидела на табурете.
– Не уговорил? – подняла она взгляд. – Может, мне попробовать?
Я думал, что страшно разозлюсь. Но отчего-то совершенно успокоился. Может, у меня уже не было сил злиться. Я сел на краешек получившейся кровати.
– Ники, ты…
– …сумасшедшая, я знаю. Брюс, поверь, так было бы лучше. Для вас обоих.
Спать не хотелось, и это неправильно. Я упёрся локтями в колени, спрятал лицо в ладонях.
– Брюс, тебе нужно заснуть, – Ники присела передо мной. – День получился длинным. Завтра ты отдохнёшь, как следует.
– Ты забыла