Глаза колдуна. Ксения Хан
отнекивайся, я понимаю, что тебя это задевает больше, чем ты хочешь показать. Только дело в том, мой друг, что никто тебя предавать не собирался. И сбегать от тебя она не хотела. И все это выглядит нелепо и глупо, что вы друг на друга дуетесь, как маленькие дети.
– А ты пытаешься играть роль старшего воспитателя, так? – устало бросает Теодор и отворачивается к окну. По ту сторону мутного затемненного стекла мелькает однообразный зелено-желтый пейзаж из деревьев и травы.
– Я пытаюсь вас помирить, – возражает Бен. Видя, что разговор их заходит в очередной тупик, он сосредотачивается на дороге и только спустя минуту задумчиво прибавляет к своей последней фразе: – Ты бы знал, какая деспотичная у нее мать…
Фестиваль музыки в Труро проводится на стадионе «Тревью Роуд», так что они объезжают город по западной трассе и оказываются на месте ровно в девять. Бен выскакивает из машины первым, за ним, еле волоча ноги, плетется Теодор.
– Очки надень! – шикает Паттерсон, пока сам цепляет на нос квадратную пару темных стекол. Теодор закатывает глаза за спиной приятеля.
Их пропускают не глядя: людей на входе слишком много, все без разбора протягивают охране свои билеты, в суматохе получают порядковый номер – росчерк маркера на ладони – и вливаются в людской поток, тянущийся вглубь стадиона. Теодор протискивается между пухлощекой женщиной средних лет и ее карикатурно тощим кавалером с седой бородой и находит глазами Бена. Тот машет ему у трибуны. На его ладони красуется непримечательное «234».
– Пожалуй, ты был прав! – перекрикивая зудящую толпу, кивает Бенджамин. – Здесь слишком много людей, мы не сможем отыскать Шона до начала выступления!
Теодор вжимается спиной в пластиковое ограждение трибуны, с неудовольствием считая уже девятый тычок в раненые ребра.
– В жизни не поверю, что всем этим недоумкам так уж интересна музыка, – цедит он сквозь зубы. Бен его не слышит, так что Теодор позволяет себе пару непечатных слов в адрес очередного неуклюжего прохожего.
– Идем! – вдруг рявкает Паттерсон ему в ухо и тащит за собой прямо в пекло. Теодор ковыляет за приятелем, как огромная собака самой угрюмой породы, расталкивает локтями чересчур прижавшихся друг к другу людей и с наслаждением отвечает руганью на ругань. Бен лавирует между мужчинами и женщинами на своем пути, как рыба в воде.
Теодор кое-как протискивается к высокому, футов восемь в высоту, деревянному постаменту со столом и пятью стульями. Бен уже изучает прикрепленную к его стенке программу фестиваля.
– Наши ребята будут выступать третьими, как я и говорил, – восклицает он. У Теодора возникает смутное подозрение, что все происходящее здесь Бенджамину очень по душе.
– Прекрасно, – кивает он, не скрывая сарказма в голосе, – предлагаю протискиваться в сторону сцены. К выходу Палмера мы как раз успеем подползти на десяток футов.
– Если поторопимся, успеем застать его вон там, – говорит Бен и указывает на неприметный фургон, стоящий