Глаза колдуна. Ксения Хан
возвещают, что Бертран, которого Серлас, слушая капитана, потерял из виду, вернулся на палубу из нижних деков. В руках у него – сверток, где копошится ребенок.
Клеменс, Клементина. Не спасло тебя даже мужское имя.
Серлас разочарованно стонет. Похоже, извечный страх за жизнь малышки сделал его сердца камнем, что теперь способен только дробить грудную клетку и причинять боль, но не испытывать должного испуга или злости. Бремя страстей человеческих, кажется, навсегда покинуло его разум и тело: Серлас страшится уготованной участи без прежнего раскаяния.
– Скажем, что ты тот беглый убийца, что поджег паб в Фените, – делится с ним капитан, пока Бертран, морщась от негодования, пихает в руки замершему Серласу его дитя. Клементина заливается звонким плачем, и в застывшем знойном воздухе звук ее голоса несется все выше и выше, сливаясь с редкими порывами ветра и криками крупных белых птиц.
– Но я ничего не поджигал! – отчаянно кричит Серлас. Он знает, что оправдываться теперь бесполезно, ведь Фрэнсис вынес ему приговор еще до появления вражеского фрегата на горизонте.
– Нет? А я слышал, что один чужак пришел в Фенит со свертком, подозрительно похожим на младенца, и жил в деревне недели две. Искал подходящий корабль на пристани, просил рыбаков увезти его прочь из Ирландии.
Пот струится вдоль костлявой спины Серласа. Он стоит, прижимая к себе плачущую – о, она снова плачет! – Клементину, и глядит только на капитана судна. Кидать косые взгляд на остальных членов команды он уже не в силах, да и Фрэнсис всем своим видом выражает такую непоколебимую уверенность, что почти выбивает пол из-под ног Серласа.
Что еще могло ждать бродячего бедняка с младенцем на руках, кроме очередной беды? За словами добрых людей обязательно кроется что-то страшное, и не ему, Серласу, забывать о подлости и лицемерии людского рода. В этот раз, думал он, судьба его не оставит.
– Я слышал, той ночью сожгли деревенский паб, – рассказывает Фрэнсис. Верить его словам или нет, Серлас не знает. Хочется закрыть уши руками, закрыть глаза, чтобы не видеть грязных вспотевших лиц, что сейчас ничем не отличаются от его лица.
– Ага, и хозяин погиб, – подсказывает капитану Бертран. – Крыша обвалилась и придавила беднягу. А у него было вкусное пиво, помнишь?
В Фените был только один паб. И Серлас не слышал, чтобы в ночь побега тому досталось. Эти люди врут, не иначе.
– Говорят, старик Сайомон прикрывал чужака, – сплевывает под ноги безжалостный Бертран и теперь глядит на Серласа с неприкрытой враждой. Вот что крылось за его темнеющим взором: злоба, такая же простая и глупая, какая жила в сердцах Дугала и Кие-рана Конноли, братьев Данн из Фенита, половины жителей Трали. Такая же глухая к доводам разума, почти первобытная и, должно быть, навязанная. Сер-лас искренне верил, что темные чувства рождаются из маленькой искры, но набирают силу только лишь благодаря чужим сплетням и слухам. Что по-настоящему злых людей на свете преступно мало. И Бертран не входил в их число.
Но теперь он глядит на