Глаза колдуна. Ксения Хан
прочему, мальчишка еще и глуп. Или же тщеславен.
Единственное, в чем Теодор уверен наверняка: Палмер не тот сопляк, что станет прятаться по углам и дрожать от каждой полицейской сирены. Судя по рассказам Клеменс (под ложечкой начинает неприятно зудеть только от мысли о наглой девчонке), Палмер – или Шон, как бы его ни звали, – давно присматривался к Атласу. Тщательно все выпытывал из наивной девицы. Строил свои теории, что в конечном итоге оправдались. Даже если убийство Теодора не входило в его планы – а действовал в ту ночь сопляк в состоянии аффекта, как ни крути, – теперь бояться расследования он не станет.
Если верит, что Теодор мертв или лежит в больнице.
Сюрприз, малыш-убийца.
Теодор вымеряет шагами узкий проход между стеклянной витриной и кофейным столиком. Ребра стонут при каждом повороте, так не годится. Сидеть здесь и ждать чудесного исцеления, теряя время – тоже не выход.
Он злится, удивляясь, что нетерпение вдруг становится для него решающим фактором, пока Бен не появляется в зале с вопросом:
– Что ты намерен с ним сделать?
Теодор не оборачивается, продолжая рассматривать парящих над гаванью чаек за окном.
– С ним?
– Ты знаешь, – настаивает Паттерсон. Вот уже несколько дней Теодору кажется, что Бен не верит в злодейство мальчишки-фальсификатора, которого он же и привел. То ли ему стыдно за свою причастность к случившемуся, то ли это за него вновь говорит вера в людей.
Нелепое благодушие. Добро не может быть абсолютным.
– Если найду его, – вздыхает Теодор, – то схвачу. Приволоку сюда, запру в подвале. Подержу без воды и еды … полдня. Тогда мальчишка расскажет мне все и про себя, и про своего кукловода, к которому тянутся ниточки.
Болезненно воспринимающий подобные речи Бен прищелкивает языком. Теодор слышит, как тот садится в кресло, со скрежетом придвигает столик поближе. Бен снова пьет свой несчастный чай.
В это самое время он должен быть на материке, слушать скучную лекцию докторов биологических и медицинских наук где-то под Страсбургом, а не караулить Теодора в собственной лавке. Вернулся Бен только потому, что его рейс перенесли на день, но теперь с упорством быка утверждает, что здесь вмешалось провидение, высшие силы, которым Теодору стоит быть благодарным.
Лететь на свою конференцию кандидат биологических наук Паттерсон теперь и не думает.
– Давай мы не будем торопиться, – говорит Бен.
– Торопиться с чем? – спрашивает Теодор, наконец поворачиваясь лицом к приятелю. Тот хмурится, подбирая слова.
– С выводами. С дальнейшими планами. В тебе говорит злость…
– О, ну разумеется! Посмотрел бы я на тебя, оставь тебе какой-то малолетка нож в ребре вместо сувенира!
– …злость на Клеменс, – терпеливо договаривает Бен. Теодор, сжимая и разжимая пальцы рук, медленно идет к креслу и морщится при каждом шаге. Остановившись рядом с Беном, он медленно поворачивает голову из стороны в сторону, разминает затекшие