Таэ эккейр!. Элеонора Раткевич
мне, скорей уж, в другое поверить трудно…
– Во что? – поинтересовался Лерметт.
– В то, что у короля вашего… ну, Илента… что у него денег достало расплатиться со всей этой оравой гномов честь по чести. Да еще во время войны.
– Ну, это ты зря, – с укоризной отмолвил Лерметт. – Это ты на гномов совсем напрасное говоришь. Как раз если честь по чести – и денег бы достало. Тем более во время войны. Гномы ведь полишку не запрашивают. Сам знаешь, почему – или нет?
– Знаю, – ответил Эннеари. – Мне Илмерран о «неких гномах» и Четвертой Стене рассказывал.
– Вот-вот, – подхватил Лерметт. – Именно о «неких». Об этих поганцах даже прозваний в истории не осталось, ни в нашей, ни в гномьей – а уж на что народ дотошный. «Некие гномы», и все тут. Ни один гном за свою работу сверх ряда не запросит.
– Так ведь ряд каков должен быть – за целый город! – возразил эльф. Это же домов-то сколько!
– Домов? – усмехнулся Лерметт. – И только-то? А то, что под землей, а колодцы, а акведук? А сам план города, если уж на то пошло?
– Тогда я и вовсе не понимаю, – ошеломленно признался Эннеари.
– А тут и понимать нечего, – сообщил Лерметт. – Во-первых, запрос был меньше, чем ты думаешь. Как раз потому, что во время войны. Нехорошо на чужой беде покорыстоваться. Такая прибыль со временем своим горем отзовется. Ты себе, как я понимаю, цену уже в уме сосчитал? Да? Вот и сбрось с нее треть.
– Сбросил, – покладисто отозвался Эннеари. – Все равно несусветно выходит.
– Так ведь и это еще не все, – продолжил Лерметт. – Тут одна подковырка хитрая есть… прямо и не знаю, как бы объяснить, чтобы понятно получилось. Ну… вы, эльфы, хоть и розно с людьми живете, а торговля между нами есть, верно? Да вот мои сапоги хотя бы…
– Есть, – подтвердил Эннеари.
– А раз торговля есть, – подхватил Лерметт, – значит, есть чем торговать. Значит, у вас не принято сложа руки сидеть, а принято этими руками что-то уметь.
– Верно, – согласился Эннеари; судя по голосу, рассуждение Лерметта изрядно его позабавило, хотя и непонятно, чем.
– А вот ты своими руками что умеешь? – настаивал Лерметт.
– Лютни делать, – мечтательно отозвался эльф.
Вот это да! Лерметт видел однажды эльфийскую лютню и слышал, как она звучит. Это… нет, ну вот это да!
– Куда уж лучше, – вздохнул Лерметт, не без труда отрясая с себя подобное сну воспоминание о прелести навек полюбившегося ему напева. Тогда тебе понять будет легче кого другого. Вот представь: пришел к тебе эдакий полудурок – из тех, у кого глаз на лице больше, чем мыслей в голове, дубина полнейшая, зато весь в золоте. И говорит: «А сделай ты мне лютню, золотом изукрашенную, жемчугом утыканную – чтоб на стенке висела на почетном месте и все соседи на нее обзавидовались до полусмерти».
Эльф брезгливо передернул плечами.
– Да, – весело продолжил Лерметт, – а потом приходит к тебе музыкант и говорит: «Беда у меня случилась – совсем, считай, от лютни одни щепки остались».