Огненная земля. Аркадий Первенцев
голову на ладони и засыпал.
Дневальный Курдюмов, или дядя Петро, как называли его в батальоне, так как он был единственным человеком старше сорока лет, стоял возле Букреева, осматривавшего пулеметы, и с неудовольствием следил за бормотанием Брызгалова. Брызгалов опять закричал. Курдюмов придвинулся к нему и слегка толкнул его прикладом винтовки.
Брызгалов поднялся, протер глаза.
– Тревога?
– Спи, спи… тише, – зашипел Петро. – Командира побудишь. Сам знаешь, какой у него сон соловьиный.
Брызгалов, так и не поняв, что от него требуют, повел тем же бессознательным взглядом по Букрееву и Цыбину и заснул.
– Тут девушки, товарищ капитан, – сказал Цыбин, когда они остановились перед закрытой дверью.
Букреев повернулся и своей молодцеватой походкой кавалериста молча вышел на улицу.
– Вы можете идти отдыхать, – сказал он Цыбину.
Цыбин ушел. Букреев, ожидая пока шофер и Манжула заведут остывший мотор «газика», смотрел, как дрожит искристый свет прожектора над острыми верхушками деревьев на той стороне, в Солнцедаре. Сюда, с тяжелобомбардировочных аэродромов, работавших всю ночь, доходили неумолчные шумы. Море плескалось о камни, где-то далеко подвывал шакал и слышался однообразный шум автоколонн, идущих через Михайловский перевал к Тамани, где собирались силы наступления.
– Куда сейчас, товарищ капитан? – спросил Манжула.
Мотор урчал на малых оборотах. Водитель пробовал передачи, рычали шестерни сцеплений.
– Домой, Манжула, – сказал Букреев. – Сегодня и мы должны отдохнуть.
…Цыбин постоял у окна, наблюдая, как светлый ус автомобильных фар последний раз скользнул по черепичной крыше невысокого домика и погас.
– Беспокойный командир, – сказал Цыбину незаметно подошедший дядя Петро. – Что бы спать…
– Каждому свои заботы, – ответил Цыбин и пошел через казарму первой роты к девушкам.
Они были устроены в отдельной комнате. Все достали моряки – койки, одеяла, подушки, чтобы скрасить быт девушек. На окнах висели занавески, сшитые из марли. И у них стояла пирамида с оружием.
Девушки спали, за исключением Тани и Нади Котляровой, сестры-хирургички, некрасивой плотной девушки с мужскими плечами и прямыми, коротко остриженными волосами, перехваченными дешевым гребнем.
– Не спите еще? – сказал Цыбин.
– Не спим, – ответила Надя.
– Командир батальона обход делал. Хотел к вам зайти, не зашел.
– Напрасно, – сказала Таня.
Цыбин пристально посмотрел на нее и, ничего не сказав, обратился к Наде:
– Письмо читаешь?
– Письмо, товарищ старший лейтенант.
– Плакала, что ли?
– Может быть. – Надя натянула одеяло до подбородка.
– Меньше к сердцу принимай, что из дому пишут. Помню, стояли мы на Шапсугском перевале… Вы, кажется, там тоже были, Таня?
– Была.
– Так