Сотрудник гестапо. Генрих Гофман
посаженные глаза. Верхняя губа шире обычного».
Потемкин убрал со стола газету, достал из шкафа почти новый немецкий френч и, насвистывая, стал одеваться.
«Хорошо бы узнать возраст и место рождения», – вспомнил Леонид назидания капитана Потапова и тут же спросил:
– А вы сами, Алекс, из каких краев будете?
– Я почти местный, – ответил тот, просовывая руку в рукав зеленого френча, на котором Дубровский разглядел солдатские погоны, – родился в станице Авдеевская, теперь она Авдеевка называется. Недалеко от Сталино.
– Там и немецким овладели?
– Нет! С образованием история длинная. Отец у меня на станции слесарничал. А в тридцатом году его раскулачили, выслали с Украины, хотя хозяйство наше всего двумя коровенками от других отличалось. Было мне в ту пору шестнадцать годков. Поехал и я на восток за счастьем. Поначалу на работу в Куйбышеве пристроился, а потом там же в институт педагогический поступил. Тяга у меня к учебе. В тридцать девятом году закончил институт, начал работать учителем немецкого языка в средней школе. Ровно двадцать пять лет мне тогда отгрохало. Жениться было собрался, да передумал. И к лучшему. Одному-то спокойнее.
За окном послышался отдаленный натужный гул пролетающих самолетов. Потемкин свернул трубочкой ладонь, приложил к уху.
– Наши пошли! Я их по звуку безошибочно узнаю, – похвастался он, обернувшись к Дубровскому.
– Наши-то наши. Это я сразу почувствовал, – отозвался тот. – А вот какого типа самолеты – можете определить? Я, например, точно знаю. Могу даже пари держать.
Дубровский намеренно соврал. По монотонному реву авиационных моторов он не только не умел опознавать типы самолетов, но не научился определять даже их принадлежность. Он заведомо готов был проиграть пари, лишь бы выяснить, какие самолеты Потемкин назвал нашими. Расчет оказался точным. Потемкин вновь приложил к уху сложенную трубочкой ладонь, на лбу его обозначились складки. Через мгновение он торжествующе посмотрел на Дубровского и сказал:
– Это «юнкерсы»! Возможно, и «дорнье». Но ни в коем случае не «хейнкели».
– Да-да! Вы правы. Это «юнкерсы». Куда-то в сторону Сальска направились.
– Не знаю, куда они, а я пошел в казино ужинать, – сказал Потемкин, застегнув френч и надевая поверх него ремень с кобурой, из которой торчала рукоятка массивного пистолета. – Хотите, пойдем вместе.
– Нет-нет! Мне будет неловко перед Монцартом. Он же обещал зайти за мной. К тому же Рунцхаймер поручил ему обеспечить меня хлебом насущным, так что я подожду.
– Ладно, дело хозяйское. – Он шагнул к двери.
– Простите, Алекс, а как запереть дверь, если я пойду в казино?
– Запирать не надо. Часовой никого постороннего не пустит, – ответил тот, переступая порог.
Оставшись один, Дубровский задумался. Сомнений не было. Александр Потемкин – явный предатель Родины. Даже полицаи и старосты, с которыми приходилось встречаться, делили воюющие стороны на немцев и русских. И никто из них не называл