Вторая клятва. Сергей Раткевич
обидят, где о нем позаботятся, а лазутчику… лазутчику хорошо и приятно внутри «легенды». «Легенда»… так вот что является домом лазутчика!
А еще говорят, что у лазутчика ничего нет, что он лишен собственности! Ничего себе – нет! Ничего себе – лишен! Да любой дом, даже такой вот замок, уничтожить проще, чем крепко сколоченную легенду! Да и защищает хорошая легенда получше иных стен. Так что не стоит спорить что реально, а что нет. Кажется, это и так ясно.
Ученик лекаря и лазутчик… нет, не так… ученик лекаря и ученик лазутчика, так будет правильно. До уровня моего нового наставника мне еще тянуться и тянуться. И не только как лекаря, как лазутчика – тоже.
«Нам будет трудно, но вместе… вместе мы справимся», – вдруг подумал Эрик, и его губы вновь сами собой сложились в улыбку.
Он и сам не мог бы сказать, кого имел в виду под этим своим «мы». Себя и Шарца? Обе свои ипостаси? Себя, своего наставника и всю его семью? А может, просто весь Олдвик, начиная с герцога и герцогини?
Ему было все равно. Радость не требует объяснений.
Идет время, и ты привыкаешь к новой жизни. Привыкаешь, осваиваешься, пока в один прекрасный момент не понимаешь, что счастлив. Прошлое кажется навсегда прошедшим, похороненным, забытым. Прошлое кажется смутным сном, от которого поутру ничего не осталось. Жуткие призраки рассеялись навсегда.
Наставник так ни разу и не спросил у тебя больше о, том, что столь заинтересовало его в самом начале, о том, что, похоже, вовсе не интересует его теперь. А ведь тогда, когда он задал свой вопрос, ты был просто в ужасе. Одного этого вопроса с лихвой хватало, чтобы погубить тебя. Но он так ни разу и не спросил вновь: «Почему же ты просто не переписал им эту проклятую книгу, ведь ты наизусть ее помнить должен?» Он и вообще охотнее наставляет в медицинских познаниях, чем в ремесле лазутчика. И не потому, что жалеет свои какие-то особенные секреты, просто ему самому это не так уж и интересно.
Против воли ты и сам начинаешь всерьез интересоваться медициной. И если вначале ты полагал ее всего лишь дополнением к прочим знаниям, то постепенно, поддаваясь искренней увлеченности наставника, ты начинаешь считать ее основным своим делом.
Она тебе нравится – вот что поразительно!
«Убить человека куда легче, чем спасти его! – не устает повторять Шарц. – Украсть какой-то секрет куда легче, чем открыть секрет, доселе никому не ведомый. А где же и совершать эти открытия, если не в медицине, единственной науке, занимающейся спасением самого важного из чудес и даров Господних, человеческой жизни!»
Все реже и реже ты вспоминаешь о прошлом. Ты наконец понимаешь, что, даже если бы мог, не хотел бы туда вернуться. Но прошлое иногда напоминает о себе само. Оно возвращается, не спрашивая твоего желания. Его чудовища всплывают из глубин забытых снов и оказываются действительно чудовищами.
Эрик беспечно прогуливался по замку в ожидании ужина. Он уже свыкся с мыслью, что у него есть свободное время, вот только пока не очень научился им распоряжаться.
И все равно свободное