Ангел Спартака. Андрей Валентинов
в живот? Точно?
На животе у моего бога – шрам. Страшный, огромный. У меня даже ладонь дрогнула.
Потом, много позже, я спросила Учителя, помогал ли Он мне в Капуе. Слишком удачно все получалось. Быстро слишком.
– Не у тебя получалось, – возразил Он. – И не быстро. Много лет уцелевшие мечтали возродить государство Италия. Много лет рабы ненавидели господ. Много лет гладиаторы умирали на арене. Много лет римляне гневили и людей, и богов.
– А я, Учитель? Зачем была нужна я?
Задумался, помолчал.
– Потому, что почти всем было еще что терять, Папия. Тебе – уже нет. Камень, который отвергли строители, сделался главою угла. Всякий, кто споткнется об этот камень, разобьется, а на кого упадет этот камень, того раздавит!
Я тебе яблоко бросил. Подняв его, если готова
Ты полюбить меня, в дар девственность мне принеси…
– Наглец! – вздохнула я, ловя ловко брошенную мне винную ягоду. Яблони, увы, еще только отцвели.
Если ж не хочешь, то все же возьми себе яблоко – только,
Взяв, пораздумай над тем, как наша юность кратка.
Солнышко, травка, тенек, край широкого покрывала слегка завернулся, рыжий муравей деловито заглянул в глиняную чашу. Вдали – покрытый лесом Везувий с серой плоской макушкой.
– Это не я наглец. – Гай Фламиний виновато развел руками. – Это Платон, философ греческий. Но я хорошо перевел, даже слов столько же. Ну на одно меньше, правда…
Дорога на Капую в стороне, где-то за деревьями у носилок дремлет наша свита, опустошив полный мех местной кислятины. А мы здесь. Я и поэт.
– Это Платон про женщин гадости говорил? – заинтересовалась я. – Что мы – звери, да еще разума лишенные?
Легкий смех в ответ. В мою сторону летит очередная ягода.
– Не он. Платон девушками не очень увлекался. Больше…
– Бабушками, – поняла я. – И такое видела, приходилось.
Гай не спеша потянулся, привстал, поглядел туда, где зеленым пифосом возвышался Везувий.
– Чем бабушки провинились? И бабушки чувствовать умеют!
Кто же не знает любви и не знает восторгов Венеры?
Кто воспретит согревать в теплой постели тела?
На мне туника, всем туникам туника – синяя, с малиновым узором по краям. Утритесь сиятельные и совершеннейшие! Сама искала, сама последнюю у торговца-сирийца выхватила. Раз уж решили мы с Гаем из Капуи выбраться и на травке поваляться, не надевать же мне коийское непотребство.
А на травке и мне лежать можно, опушка рощи, хвала богам, не триклиний на Авентине.
– Не совсем бабушками, Папия. Он…
– Будто не знаю, – хмыкнула. – Это вы, мужчины, дикие и разума лишенные. Друг на друга кидаетесь, ни одного смазливого мальчишки не пропускаете!
– Голос дикарки! – В этот день поэта пронять трудно. – Мудрецы…
– Лысые! – уточнила я.
– Считают любовь между мужчинами истинной, возвышенной, не связанной с зовом природы. Да и вы, женщины… Вот послушай! Перевел пока