Седьмой принцип. Геннадий Владимирович Тарасов
бывшей. Пребывая в удивленном, притом весьма, состоянии, Веня сделал два шага вперед и повернул замок. Дверь сразу же приоткрылась, и в образовавшийся небольшой проем быстро просочилась своим округлым, фигуристым телом Анна и сразу защелкнула за собой замок. Она чмокнула Лиса в щеку, попутно смутив его упругостью бюста, и прошла в комнату. Сохраняя ощущение ее прикосновения, удерживая поцелуй на щеке прижатыми к ней пальцами, Веня последовал за ней.
– Ты один? – спросила Анна, утвердившись в центре комнаты, под люстрой, и оглядываясь.
– Ну, разумеется, я один, – пожал плечами Лис. – А ты хотела здесь встретить кого-то еще?
– Нет-нет! – отрезала гостья, как-то уж очень нервно дернув плечом, и, отвернувшись, отошла к стене, где на серванте зло косили глаза на бывшую хозяйку ежи. – Ежики… – произнесла она голосом грустным от воспоминаний и легкой рукой прошлась, едва прикасаясь, по колючкам. Ежики, уловив ее грусть, и нежность, и другие чувства, тут же ее простили. – Нет, – повторила Анна, – я хотела… Мне нужно было увидеть тебя.
– Но никто, ни одна душа не знала, что я здесь, – недоверчиво протянул Веня. – Кроме Мишки, конечно…
– Он совершенно ни при чем, – поспешила успокоить его Анна. – Это немного трудно объяснить, но… Я просто знала, что ты здесь, и все. И, в конце концов, если это так, все остальное не важно.
– Но я-то тебе зачем понадобился? – продолжая думать о своем, тупил Веня.
– Неужели это нужно тебе растолковывать? – вместо ответа спросила, словно щелкнула пальцем по лбу, Анна. Голос ее – и так низкий и грудной – провибрировал, опустившись почти до инфразвука. Ну да, ну да, когда она использовала эти свои обертоны, у него всегда начинала поддрагивать его мужская железа. Она, наверное, догадывалась об этом и просто подразнивала его. Самка. Но раньше был Мишка рядом с ней, и она, посмеиваясь и забавляясь, ускользала за его широкую спину. У него, кстати, была Марина… Теперь же все изменилось, все стало по-другому. Так что же теперь?
Анна сняла очки и, сдвинув ежиков, положила их на сервант. Глаза ее, зеленые, близорукие, сразу приблизились. Свободным жестом она откинула со лба волосы и, запрокинув голову, посмотрела в лицо Лису. Руки она опустила вдоль тела, положив ладони на бедра, одна чуть выше другой, и прижала локти к талии. Женщины умеют, когда надо, так сгруппироваться. И вот она уже и скромная, и покорная, а в запрокинутом лице – вызов. Ну вот что с ней делать? А делать с ней теперь следовало только одно.
Удивляясь своему нахальству и, больше, смелости, Лис взял Анну за руку и повел за собой. Ее ладонь была теплой и не дрожала.
Сколько он ее помнил, она всегда носила облегающие, по фигуре, платья, и ему казалось, что снять их можно только распоров ткань ножом. Он ошибался, он ничего не знал об этом. Платье соскользнуло с ее тела, словно покрывало с памятника, едва он расстегнул застежку сзади на воротнике.
Небо опрокинулось, и он вместе с ним. Покачнулся и упал, погрузился в мир тактильной нежности и тепла. Это был