Революционные дни. Воспоминания русской княгини, внучки президента США. 1876-1918. Юлия Кантакузина
я обрела в «бабушке Анне Владимировне», как ее называли, верного союзника.
Вскоре между мной и всеми слугами установились чрезвычайно дружелюбные отношения, и почти двадцать лет я видела с их стороны только доброжелательность, понимание и преданность. В первую очередь превосходные качества этих простых, скромных деревенских людей заставили меня полюбить мой новый дом. Впоследствии, когда я узнала их, а также их соотечественников лучше, подобные качества заставили меня восхищаться русскими представителями всех классов за их внутреннее благородство, терпение и мужество.
Прошло некоторое время, прежде чем я привыкла к размерам и сложному плану старого дома, первое время я часто терялась и спрашивала дорогу. Многое в Буромке мне нравилось, и многое вызывало изумление. Обычная американская экономка, наверное, сошла бы с ума от многих неудобств. То, что воду для этого огромного хозяйства приходилось накачивать вручную; то, как чистили туалеты; тот факт, что двое мужчин целыми днями чистили, наполняли и зажигали керосиновые лампы; то, что все мы жили с незапертыми или даже открытыми окнами и дверьми – французские окна на террасах оставались летом открытыми на всю ночь, при этом драгоценности лежали в безопасности годами, даже поколениями, – все это не могло не изумлять!
Сама страна была очень красивой, и я не могла решить, что мне больше нравится: равнинные земли степи с великолепием волнующегося урожая, с бороздами полей шоколадного цвета, столь полными обещания, или же леса, а может, наибольшее восхищение у меня вызывали простирающиеся в своем мирном спокойствии луга, по которым протекали ручьи и где пасся скот. Количество животных и разнообразие работ в имении поражало, и моему американскому разуму казалось интересным и занятным размышлять о том, каким самодостаточным было наше хозяйство, находившееся в семидесяти верстах (примерно в сорока шести милях) от почты, телеграфа, железной дороги и электричества. И все же жизнь здесь была совершенно цивилизованной, удобной и продвигалась как хорошо смазанный механизм.
Через два-три дня княгиня уехала в Петербург, сопровождая моего юного деверя в школу, а мы остались недели на две и насладились золотым великолепием ранней осени. Мой муж провез меня по всему имению, и во время моего первого пребывания в российской деревне я много узнала об управлении во всей сложной взаимосвязи. Первоначально в его состав входило тридцать тысяч десятин (около двух и двух третей акра составляет десятину). С отменой крепостного права половина земли была отдана императором освобожденным крестьянам, и правительство заплатило номинальную цену собственникам за конфискованную землю. В течение жизни трех следующих поколений по различным причинам пришлось пожертвовать еще некоторыми небольшими частями земли Буромки, но нам по-прежнему принадлежало тринадцать или четырнадцать тысяч десятин земли. Переплетаясь своими границами с крестьянскими общинными землями, оно представляло собой приятное зрелище и вызывало у хозяина чувство, будто