План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945. Алан Кларк
собирая «подозрительных». Порки (обычно до смерти) были приметой правления Коха, и их проводили «в целях устрашения» в публичных местах – на площадях и в парках. В эти первые недели оккупации еще не было систематического плана эксплуатации. Это стало просто развлечением для немцев, «соскребанием глазури с пирога». Но со стороны местного населения не было и сопротивления, достойного называться этим словом. Однако в этой оргии садизма и бесправия не требовалось никакого пророческого дара предвидеть, как Розенберг объяснял в одном из своих посланий к Коху:
«Существует прямая опасность того, что, если население поверит, что власть национал-социализма будет оказывать еще худшее действие, чем большевистская политика, неизбежным следствием явится возникновение актов саботажа и образование партизанских банд. Славяне склонны к заговорам в таких случаях…»
В отличие от режима на Украине и в Белоруссии власть, установленная в прибалтийских провинциях, на северном конце фронта, казалась спокойной. Лозе, комиссар, был прежде всего немецким бюргером. Он любил вкусно покушать, и это чрезмерное увлечение вызывало его частые отлучки для лечения на курортах. Когда же он был на месте, внимание к мелочам поглощало его целиком. Он испускал «потоки указов, инструкций и директив на тысячах страниц». Объемистая переписка шла между Ригой – местонахождением Лозе – и четырьмя генеральными комиссариатами по самым пустячным административным делам. Был установлен контроль за ценами на металлические колечки для гусей с головами и без таковых, живых и битых. Был выпущен указ о «максимальных ценах на тряпье» с разницей в десять пфеннигов за один килограмм для светло-коричневой и темно-коричневой вискозы. Даже таблички «Не курить» должны были иметь личную подпись Лозе.
Отношение комиссара к «подданным Остланда» было резюмировано в следующем году в обращении к своим служащим:
«Пока народ остается мирным, с ним нужно обращаться пристойно».
Более того, Лозе держался принципа наследования: «Я работаю не для себя. Я работаю так, чтобы мой сын, который только что родился, мог когда-нибудь возложить на свою голову наследственную герцогскую корону».
Эта политика имела два результата. Во-первых, промышленные мощности Остланда давали рейху гораздо больше необходимой в военное время продукции, чем другие, потенциально более богатые области, где управление осуществлялось с ненужной жестокостью и притеснениями. Хотя и здесь работе на войну мешала баснословная коррупция и неэффективность – ведь для мелких и крупных немецких бизнесменов открылся «охотничий сезон», и они строили свои частные промышленные империи, прибегая к «конфискации» и «лицензированию», а затем используя их для производства и продажи «предметов роскоши» (как, например, детских колясок), которые были запрещены в более жестко организованной экономике рейха.
Вторым результатом было то, что партизанское движение никогда не являлось местной опорой для Красной армии,