Иван Багряный. Елена Шапошникова
были спасаться, кто как мог. И – разбежались по домам. Иван Павлович тоже вернулся… Я уже и не надеялась… А потом за него взялся НКВД или СМЕРШ, который был тогда. Страшная организация. Впрочем, как и само это название. Звучит почти как СМЕРТЬ… Помню, Иван Павлович рассказывал, как держали его под охраной, зачем-то возили на машине по близлежащим лесам, имитировали расстрел, все проверяли и допрашивали… Не мог он смириться с этим психологическим давлением и, выбрав момент, убежал от них… Вскоре и красные войска отступили из Ахтырки… Тогда Иван Павлович снова вернулся домой…»
Писатель скрывался до той поры, пока в результате контрнаступления гитлеровцев советские войска не оставили Ахтырку и Слобожанщину… Иван Павлович и жена Антонина понимали, что нормальной жизни после возвращения советской власти ожидать ему не следует, ведь писатель сотрудничал с националистами, бежал из-под ареста… Да и довоенное клеймо репрессированного тоже многое значило…
Иван Багряный принимает непростое для себя (и для его семьи) решение – покинуть родную Ахтырку. Нам неизвестно, или он не мог взять с собой семью – первую жену Антонину Зосимову, сына Бориса и дочь Наталью, – или жена самостоятельно приняла решение не отправляться с детьми в чужой, неведомый мир, который таил в себе столько опасностей для жизни…
В июле 1943 года Иван Павлович покидает Ахтырку и на попутках добирается до Киева, а оттуда отправляется в Галицию. Писателю очень импонировали слухи об украинских национальных партизанских группах, о «лесе», – и он заботился о том, как бы в тот «лес» попасть.
К сожалению, и сейчас мы имеем совсем мало информации о периоде путешествия Ивана Багряного на запад в 1943–1945 годах.
Григорий Костюк в своем труде «Встречи и прощания» вспоминает о встрече в Киеве с Иваном Багряным в тревожные дни августа 1943 года (к тому времени ряд украинских населенных пунктов – среди них и Харьковщину – освобождали от фашистских захватчиков):
«Мы разделись. Принимая от него его толстенное и тяжелое пальто, спрашиваю:
– Куда ты так капитально вырядился?
– Куда? – в волынские леса. Дальше нам идти некуда.
Я тогда еще не знал, что он уже в какой-то степени связан с оуновским антинемецким подпольем. Когда Багряный играл уже довольно активную роль в пропаганде УПА, бандеровская верхушка заметила, что не подобает такому почтенному лицу украинского движения сопротивления ходить в столь непрезентабельном виде. Кто-то из командиров УПА выбросил его старое пальто, а Багряному дал новое, хорошее, кожаное, которое уповцы захватили на каком-то военном немецком складе. Такие кожаные пальто носили немецкие офицеры высокого ранга. Но какая ирония: позже, когда бандеровцы „воевали“ с Багряным, били ему окна в Ди-Пи-лагере в Новом Ульме, эта кожанка стала поводом для провокаций против него. Мол, только советские комиссары и энкавэдисты носили такие кожанки, следовательно, Багряный – „энкавэдист“ и „коммунист“.
Следующая встреча