Инженеры. Николай Гарин-Михайловский
мне такую оценку, что я бросил навсегда всякую надежду когда-нибудь сделаться писателем. Уж на что мать, родные – и те писания моего не признают; вот спросите Маню.
Маня подергала носом и ответила, неохотно отрываясь от чтения:
– Да, неважно, стихи, впрочем, недурны.
– А что вы делаете с вашим писанием? – спросила Аделаида Борисовна.
– Рву или жгу. Тогда, после приговора, я сразу сжег все, что копил, и смотрел, как в печке огонь в последний раз перечитывал исписанные страницы.
Однажды Карташев подошел к Аделаиде Борисовне, когда та, сидя у церкви, рисовала куст.
– Можно у вас попросить этот рисунок?
Аделаида Борисовна посмотрела на него смеющимися глазами.
– А можно вас, в свою очередь, попросить то, что вы пишете и что вам не нравится, дарить мне?
– Если вы хотите… На что вам этот хлам? Вы единственная во всем свете признаете мои писания, потому что я даже сам их не признаю.
Аделаида Борисовна в ответ протянула ему руку и на этот раз с необходимым спокойствием сказала:
– Благодарю вас.
– Ах, как я бы был счастлив, если б мог вам дать что-нибудь стоящее этого василька.
– Давайте, что можете! – смущенно ответила Аделаида Борисовна.
Для робкой и застенчивой Аделаиды Борисовны было слишком много сказано, и она покраснела, как мак.
В первый раз в жизни Карташев увлекся девушкой, не ухаживая.
Ему очень нравилась Аделаида Борисовна, ему было хорошо с ней. Он часто думал – хорошо было бы на такой жениться, – но обычное ухаживание считал профанацией.
Раз он надел было свое золотое пенсне.
– Вы близоруки?
Карташев рассмеялся.
– Отлично вижу.
– Зачем же вы носите? – с огорчением спросила Аделаида Борисовна.
В другой раз он убавил свои лета на год.
Маня не спустила.
– Врешь, врешь, тебе двадцать пять уже!
И опять на лице Аделаиды Борисовны промелькнуло огорченное чувство.
– Не все ли равно, – спросила она.
– Если все равно, – ответила Маня, – то пусть и говорит правду.
– Я и говорю всегда правду.
– Ну уж…
– Аделаида Борисовна, разве я лгу?
– Я вам верю во всем! – ответила просто Аделаида Борисовна.
– Пожалуйста, не верьте, потому что как раз обманет.
– Аделаиду Борисовну? – Никогда!
Это вырвалось так горячо, что все и даже Маня смутились.
Карташеву было приятно, что в глазах Аделаиды Борисовны он является авторитетным. Она внимательно его слушала и доверчиво, ласково смотрела в его глаза. Он очень дорожил этим и старался заслужить еще больше ее доверие.
Десять дней быстро протекли, и Евгения Борисовна стала настаивать на отъезде.
Как ни упрашивали ее, она не согласилась, и в назначенный день все, кроме Сережи, выехали обратно в город.
– Праздники кончились! – сказала Маня, сидя уже в вагоне и смотря на озабоченные лица всех.
Евгения Борисовна опять думала о своих