Гроза над Польшей. Андрей Максимушкин
по-своему Виктор Котлов.
– Хватит, немаков небогато, – лицо партизана расплылось в добродушной улыбке.
– Тогда понятно. Марко, все забываю спросить… У командира все руки изрезаны. Что это такое?
– Як что? Шрамы.
– Где он руки порезал? – вступил в разговор Ринат Халиуллин.
Штурман человеком был молчаливым. Едва ли из него можно было вытащить больше десятка слов за день. Алексей бывало подтрунивал над товарищем, но беззлобно, сам первым бросался на защиту своего штурмана, когда Дима Комаров поначалу пытался разговорить человека.
– Года три назад дело было, – Марко задумчиво почесал в затылке. – Да, весной, шестьдесят четвертый год шел. Как раз когда Кауфман в фюреры выдвинулся. Юргена тогда немаки чуть было не схватили, он через хрустальную витрину прыгал. Ну и порезался маленько.
– Это не маленько, хорошо располосовало.
– Уж лучше порезать руки, чем попасть в Освенцим, – усмехнулся Марко.
– Согласен.
Речь шла о знаменитом тюремном комплексе на юге Польши. Обычно в освенцимские лагеря отправляли мятежников, попавшихся борцов Сопротивления и других политических. Говорят, был там и специальный сектор для гомосексуалистов. Обычных уголовников в Освенциме не держали.
Грохнул винтовочный выстрел. Ему вторил пистолет-пулемет. Короткая пауза. Еще несколько одиночных выстрелов. Виктор Котлов инстинктивно втянул голову в плечи и покосился на повстанцев. Те спокойно сидели, не меняя позы. Только Анжей поправил лежащий на коленях штурмгевер.
Опять несколько одиночных выстрелов вразнобой. Пара очередей из автоматической винтовки. Наступила тишина. Бой закончился. Виктору Котлову с товарищами по несчастью оставалось только гадать, удачно завершился налет или немцы отбили нападение партизан капитана Оста. Еще полчаса ожидания. Солнце склонилось к земле. Лес накрывало сумраком. Вскоре совсем стемнеет. До ушей Котлова донесся треск ветки. Осторожные шаги, и между деревьями мелькнула штормовка одного из партизан.
– Проше! – выкрикнул подбежавший паренек. Один из самых молодых бойцов отряда, на него обычно и сваливали обязанности посыльного. Звали паренька Сташко.
– Идем, – Марко легко вскочил на ноги. – Собираемся, москали, ночевать будем под крышей.
– А не хохол ли ты? – прищурился Черкасов.
– Точно, пан козак, – улыбнулся повстанец, – с Галитчины родом.
Дорогу показывал Сташко. Сосняк миновали за пару минут, прошли заросли бузины и бересклета, обогнули пригорок, и вот впереди забрезжила прогалина. Еще сотня шагов, за деревьями виднеется поле. Дальше за колосящейся пшеницей темнеет еще один лес. Но не это привлекло внимание Виктора Котлова. Чуть левее к деревьям подходит ровный дощатый зеленый забор, над оградой возвышается мансарда крестьянского дома.
Вдруг над округой пронесся истошный вопль. Не успели остановиться, как полный нечеловеческой муки крик оборвался. Поляки переглянулись. На лице