Разоблачение Тисл Тейт. Кейтлин Детвейлер
но я этого не делаю. Мне даже улыбку из себя трудно выдавить.
– Тисл?
Я не обращаю внимания. Вместо этого я рассматриваю полку с книгами: несколько рядов «Девочки в потустороннем мире» на английском и всех языках, которые только можно себе представить. И даже несколько таких, о существовании которых я и не догадывалась. И вот вторая книга из серии: «Между двух миров». На корешках иностранных изданий разные названия, но автор везде один: Тисл Тейт. Я. Там стоит всего лишь одна книга, которая отличается от других, и я подхожу к полке и беру ее в руки. «Принцесса и доставщик пиццы».
Книжка сделана из плотной цветной бумаги и ленточки. Судя по всему, когда я была маленькой (по крайней мере, так говорит папа), мне быстро наскучивали все детские книги с картинками, которые он брался мне читать, и вместо этого я сочиняла свои собственные истории. Я тогда еще и алфавит-то как следует не освоила, так что конкретно эту книжку он записал с моих слов, а я нарисовала иллюстрации. Кажется, я очень любила пиццу. И принцесс. Хотя три слова на обложке ярко-красным карандашом я все же написала сама: автор Тисл Тейт. Буквы «е» и «в» написаны в зеркальном отображении.
Автор Тисл Тейт. Тогда эти три слова, возможно, и были правдой. Но сейчас они чистая ложь.
Два
Мэриголд всегда с ненавистью относилась к заброшенному дому, который стоял на той улице, где случилась авария. Неминуемый и неотвратимый, он находился на расстоянии меньше мили от места, где она жила, и девушка ненавидела чувство печали и пустоты, которое охватывало ее всякий раз при взгляде на этот дом. Эбби и Сэм раньше называли его Домом Смерти. Теперь они ничего не говорили, проходя мимо него в тех редких случаях, когда Мэриголд проводила с ними время.
Мэриголд каждую ночь видела во сне аварию и этот дом. Но вместо того, чтобы лежать на дороге рядом с мамой, во сне она сидела в старом кресле-качалке на гниющем крыльце дома, глядя, как перед ней разворачивается трагическое зрелище. Треск, вой, тело, вылетающее через лобовое стекло, а потом ее мама встает с асфальта и поворачивается лицом к дому.
Она смотрит на Мэриголд и улыбается.
Я до сих пор в подробностях помню тот день, когда мы с папой приняли это решение. Это было два с половиной года назад, через несколько недель после моего пятнадцатого дня рождения. День, когда мы решили всем лгать.
Я рисовала карту Священной Римской империи к «уроку» латыни, чтобы приложить ее к годовому портфолио, идущему на проверку инспектора семей, занимающихся домашним обучением детей (ее звали миссис Эверли, она была учительницей английского языка, мы ее наняли в местной школе). Я пыталась не беспокоиться о своем отце. Он витал где-то далеко всю ночь и все утро и, как только дал мне задание, сразу исчез в кабинете и закрыл за собой дверь.
После смерти мамы отец оставил работу в школе, где преподавал английский. Он хотел быть со мной дома, и, когда мне пришла пора идти в детский сад, его решение не изменилось. Папа – учитель, поэтому он сам мог заниматься моим обучением.