Фея Семи Лесов. Роксана Гедеон
ему на грудь. Отсюда, сверху, мне было лучше видно недовольство на лице Луиджи. Смягчившись, я протянула ему несколько цукатов.
– Вот оно что, – произнес Винченцо, – Аполлонию, девушку Антонио, кажется, выбрали первой красавицей…
Я поглядела на площадь и увидела, что Аполлонию отыскали и без меня, или, быть может, она нашлась сама. Девушки увенчали ее самодельной короной из нарциссов, левкоев, роз и незабудок, в волосы вплели оливковые ветви. Отовсюду на площадь несли тяжелые корзины с клубникой…
От нетерпения я задрыгала ногами.
– Ох, Винчи, я хочу поскорее туда!
Брат добродушно рассмеялся, похлопав меня по босым ногам:
– Ты превратила меня в настоящего факино!9
Я зачерпнула ладонью горсть прохладных крупных ягод. Сладкий аромат душистой клубники щекотал ноздри. Я два раза чихнула. Ягоды были сочные, упругие, одна в одну…
– Ах, я буду есть клубнику целую ночь!
Аполлония была очень красива в венке из весенних цветов – румяная, смуглая, с сияющими черными глазами, она раздавала клубнику целым ковшом. Антонио смотрел на нее не отрываясь. Я заметила, что хищное выражение исчезло с его лица, но взгляд приобрел какую-то страстность, дикое нетерпение. Если бы кто-то смотрел такими глазами на меня, я бы непременно испугалась. Но Аполлония не пугалась, а только смеялась и краснела все больше.
– Ты, видать, решил съесть ее вместо клубники, – язвительно заметил Антеноре.
Антонио обернулся со стремительностью дикого тигра. Его худощавое мускулистое тело напряглось, на руках четко обозначились сухожилия. Черные, как угли, глаза вспыхнули бешеным злым огнем.
– За такие слова ты проглотишь свой язык, Антеноре!
Он ринулся на насмешника яростно и неудержимо. Аполлония вскрикнула. Не помня себя, я бросилась к брату и что было мочи обхватила руками его сзади.
– Антонио, Антонио, перестань, ну пожалуйста! – закричала я, захлебываясь.
Вмешались мужчины, и потасовка была остановлена. Толстая Констанца, мать Аполлонии, схватила дочь за руку.
– Они совсем забыли Бога, эти парни! О мадонна! Устроить драку из-за моей дочери в самый разгар праздника!
Я всхлипывала, еще не придя в себя от пережитого испуга:
– Антонио… Зачем тебе эта… эта Аполлония… разве тебе плохо с нами?..
Брат стоял нахмурившись и, взглянув на меня, усмехнулся:
– Пойдем домой, малышка. Старуха Нунча уже, наверно, не в себе от твоего отсутствия.
Он едва заметно кивнул подавленной Аполлонии, сделал знак братьям:
– Эй, Луиджи, Винчи! Мы уходим домой ужинать! Только теперь я почувствовала, как у меня урчит в животе.
Клубники я съела мало, да и еда это неважная. Ноги у меня подгибались от усталости, глаза слипались – набегалась я за этот день.
– Кажется, эта дуреха спит на ходу, – ласково сказал Винченцо. – Ну-ка, иди ко мне на руки!
Трещали цикады. Светлячки сверкали еще ярче, чем прежде. Ночь была напоена запахами цветущих
Факино (итал.) – носильщик.