Красавица и Чудовище. Сила любви. Элизабет Рудник
хотелось закричать Белль. Даже если бы Гастон превратился в Марка Антония, а сама она стала бы Клеопатрой, то все равно не захотела бы быть с ним. Ни за что. Никогда.
– Послушай, – сказала наконец девушка. – Мы никогда бы не сумели сделать друг друга счастливыми. Ни один из нас не смог бы настолько сильно измениться. – И она пошла еще быстрее, надеясь оторваться от Гастона. Этот разговор слишком затянулся. Белль отчаянно хотелось добраться до дома, точно до безопасного маяка, и закрыть за собой дверь.
Но убежать от Гастона оказалось не так-то просто. Длинноногий охотник легко ее догнал.
– Белль, знаешь, что случается со старыми девами в этой деревне, после того как их отцы умирают? – спросил он обманчиво мягким тоном.
Девушка не ответила, и Гастон продолжал:
– Они просят подаяние на улицах. – Он взмахом руки указал на бредущую мимо Агату. – Так уж устроен наш мир, Белль. Простым людям вроде нас нелегко живется.
Белль остановилась и посмотрела Гастону в глаза.
– Может я и живу в деревне, – проговорила она, – но я не «простая». Мне жаль, но я никогда не выйду за тебя замуж, Гастон.
Она не оборачиваясь зашагала прочь.
Белль хотелось только одного: оказаться дома. Хотелось запереть дверь и притвориться, что сегодняшнего дня не было. Уже поднявшись на крыльцо, она не удержалась и обернулась. Гастон стоял там, где она его оставила, только маска героя слетела с его лица: теперь его черты исказились от ярости, и от этого зрелища по спине Белль пробежал холодок. Вздохнув, она вошла в дом.
«Когда-нибудь, – подумала она, закрывая дверь и обессиленно к ней прислоняясь, – когда-нибудь я найду кого-то, кто поймет меня, кого-то, кто позволит мне быть самой собой. Однажды я им всем покажу, что мои мечты намного больше… жителям городка никогда меня не понять».
Глава IV
Сверкнула молния, озарив лес жутким белым светом. В следующее мгновение подул ветер, над дорогой взметнулись сухие листья, и Филипп, бежавший нервной трусцой, боязливо прижал уши. Еще через секунду в небесах грянул гром, и глаза коня округлились, он замотал головой и закусил удила.
Сидевшему на ко́злах повозки Морису показалось, что конь словно говорит: «Давай повернем обратно, пока не поздно». Однако старый мастер понимал, что уже слишком поздно. Они заплутали в чаще, которую местные жители называли «темным лесом». Про эту чащобу ходили зловещие слухи. Одни поговаривали, будто здесь живут ведьмы, другие божились, мол, тут бегают стаи волков, причем эти твари поумнее иных людей. Третьи и вовсе утверждали, дескать, здешние деревья умеют говорить. В таком местечке запросто могут померещиться злобные, горящие глаза, неотрывно следящие за одиноким путником. И уж точно никому не захочется плутать здесь, да еще в бурю.
– Возможно, на том перекрестке мне следовало повернуть направо, старина, – пробормотал Морис, сжимая трясущимися руками поводья. Небо разрезала надвое еще одна молния. – А может, мне следует перестать делать вид, будто мой конь меня понимает.
Снова сверкнула молния, только на этот раз совсем рядом с Морисом