Заусенец. Алексей Николаевич Вронский
и отодвинулись подальше от лужицы крови, образовавшейся на линолеуме. В этот момент в рекреацию с криками вбежали сторож и директриса. Сторож тут же для понимания влепил такую затрещину Багру, что того чуть тоже не увезли на скорой. После этого случая «колбасу» запретили, а стол для пинг-понга убрали на чердак.
– Ты ягод этих много не ешь, ядовитые они! – Заусенец кивнул на всякий случай в знак согласия.
Багор мог придумать в любой момент какую-нибудь гадость. Прошлой осенью он заставлял их после школы ходить с трёхлитровой банкой по городу и искать окурки. Все должны были сдавать ему свою долю. Надо было сбежать с последнего урока, ходить возле урн и собирать бычки. Банка набивалась медленно, Багор злился, мог заставить ходить до вечера. После этого долго нельзя было отмыть желтизну с рук и запах табака, а воспиталка приставала к ним с угрозами: «Смотри, если увижу, что курите, отрежу вам губы!»
– Пойдём, Заусенец, я тебе кое-что покажу. Ты, наверное, такого никогда не видел, хоть на титьки посмотришь…
Багор улыбнулся. Зубы у него были чёрные от гудрона, который он постоянно жевал.
Он поманил Заусенца к душевой. Идти не хотелось. Всё, что придумывал Багор, плохо заканчивалось. Вообще находиться рядом с ним было небезопасно. Но и противоречить ему было себе дороже. Заусенец промычал что-то, возражая, пожал плечами и пошёл. Они пробирались сквозь густые заросли крапивы и чертополоха. Душевую сколотили в дальнем углу сада, вдали от взглядов, чтоб потом устроить в ней склад.
Багор шагал бесшумно, крался как кот, готовый стащить плохо лежащую рыбину. Он чуть втягивал голову в плечи, словно профессиональный боксёр, готовящийся к удару. Они подошли к стенке душевой. Багор приложил палец к губам и бесшумно произнёс: «Тссс!» Заусенец с осторожностью прильнул к щели между горбылём, на которую ему указал Багор. Она была совсем крохотной, так что они могли видеть всё, а их засечь не могли.
Раздевался седьмой класс. Он жадно и с ужасом смотрел, как раздеваются девчонки, скидывая с себя одежду перед помывкой. В груди что-то перехватило. Голодными глазами они смотрели на прорези между ног, на острые груди. Вдруг он увидел её. Женька раздевалась неторопливо, как делают это все красивые девочки, осознающие свою красоту, чтоб остальные любовались их телом. Заусенец почуял, как напряжение стянуло своей стальной рукой горло, он с трудом проглотил комок. Что-то приятное зажглось внизу живота, вздымалась и ходила грудь. Он задышал чаще. Женька вскинула руки и расплела пшеничные волосы, разлетевшиеся по плечам. Он смотрел на золотистый пушок внизу живота, на нежную персиковую прорезь, и медленно переводил взгляд на бордовые, налитые крепостью соски, на груди, которые хотелось взять в ладони и мять, мять… Он отольнул от душевой и взглянул на Багра. Тот нехорошо улыбался и смотрел на Заусенца сверху с видом знатока. При этом гадко закусывал губы и лыбился.
Заусенец вновь прильнул к щели. Женька стояла в неестественной, нелепой позе и намыливала себя мочалкой. Как же это было интересно,