След Кенгуру. Андрей Виноградов
что босоногий и голопузый мальчик с лицом старика клянчит у него фигурку бойфренда белокурой пустышки Барби, о которой мальчики всего мира до онемевших пальцев мечтают под одеялами, млеют, и плевать им всем на пластмассового соперника. Девочки же готовы безоглядно прозакладывать души, лишь бы походить на эту куколку статью и быть объектом внимания супер-чувака из породы Кенов, или хотя бы не самого прыщавого одноклассника, если с талиями и локонами не очень выходит. Но за душами их никто, кроме доморощенных сутенеров и Макдональдса, не охотится, и они выбирают целомудренно: неутомимо лопают гамбургеры, чуть позже, по советам подруг-манекенщиц, выблевывают проглоченное и бегом несутся в спортзал, чтобы жирок не успел завязаться и вес накопиться. Так и живут: лопают, блюют, потеют – и при этом толстеют как на дрожжах. Именно поэтому мальчишки, даже самые дохлые и прыщавые, отдаются в грезах белоголовым куколкам Барби. Именно поэтому девчонки так мечтают на нее походить. Жизнь, одним словом, все взаимосвязано. Или это заколдованный круг?
Еще думаю: Кук запросто мог бы заподозрить бы в аборигене, проявившем интерес не к Барби, а к Кену, столь обычную нынче широту взглядов известно на что.
Мальчишество?
Не больше того, что в следующее мгновение позволил себе Антон Германович.
Кенгуру
– Кенгуру, – повторяет он вслух, явно из озорства. И тут же, представив себе, что перемены в лице азиата – это промелькнувшее недоумение, переводит по-своему с кууку-йимитирского:
– Не понимаю.
Неужели таким способом понадеялся Антон Германович побороть поганое настроение? Или сподобился ненаучно восстать против тех ученых, которые разнесли в пух и прах популярную версию о происхождении имени сумчатых австралийских симпатяг? «Кенгуру» им, видите ли, занудам, перевести не удается. До чего же скучные люди эти лингвисты! Похоже, что любые другие проблемы обходят их стороной, если озаботиться больше нечем.
На всякий случай Антон Германович улыбается еще шире: черт знает, какое значение это слово может иметь в языке азиата, а сам он уже не тот боец, что прежде: разве что один раунд худо-бедно выстоит в щадящем режиме, если соперник не особо упертый.
– Зоо? Парк? Ноу. – азиат неожиданно проявляет догадливость и даже демонстрирует способность относительно разборчиво объявить об этом окружающему его миру, а в нем и Антону Германовичу, который сожалеет лишь, что в произнесенных азиатом словах нет буквы «л» и не получится выяснить – уж не японец ли перед ним? У японцев с «л» сложности.
А спросить? Спросить – слишком просто, мы так не живем.
«Сплошь невезенье», – думает он, продолжая приветливо улыбаться, как ему кажется – добросердечно, как маленьким детям..
– Зоопарк есть! – не соглашается Антон Германович в ответ, сдержанно показывая руками, скорее даже кистями рук во все стороны. Жестикулирует он аккуратно, скупо, будто утомленный гид – «Нет сил дальше с вами нянчиться, сами смотрите