След Кенгуру. Андрей Виноградов
и с опекой своих не очень справляется, на троечку, даже бывает – с минусом. Сачкует или времени не хватает? Нет ответа, но что-то не так, и сейчас Антон Германович чувствует это как нельзя остро, потому что справа от него Кремль – Мекка нынешних швондеров, уплотнивших преображенских и иже с ними не в отдельно взятой квартире, а в масштабах огромной страны.
«Не со всех сусеков еще взяты соскобы. Если к вам до сих пор еще не притулился Шариков, не спешите торжествовать, выжидайте, соблюдая спокойствие и номер в очереди, повинуясь проповедям с экранов, пока подтягиваются резервисты. Среди них и найдется ваш «суженый». А они подтянутся. Не сомневайтесь. Непременно подтянутся, потому что «Сапсан» никогда всерьез не задерживается, собака, если так можно о птице.» – вспоминает Антон Германович, возможно и не дословно, вычитанное тайком в дневнике жены, и легкость, привнесенная в его жизнь понятливым- непонятливым азиатом, мгновенно уходит.
Эту страницу он аккуратненько удалил, измельчил в лапшу и спустил в унитаз. Без эмоций, без обид, без угрызений совести – тоже, даже без внутренних воплей: «Вот же дура! Под монастырь подведет!» Потом вернулся к столу, записал текст по памяти карандашом и убрал в сейф, сложив самолетиком. Зачем самолетиком?
«Не может быть, чтобы за целый месяц ничего не заметила, – беспокоится в который раз. – Но, поди ж ты, виду не подает! Ждет, наверное, что сам заговорю. А о чем тут говорить? Правильно все. Только писать не надо. И на виду оставлять тоже. А если говоришь, то думать – с кем и при ком. Курица.»
Самому ему редко бывает страшно, больше за близких опасается.
– Не волнуйся ты так, – успокаивают его в таких случаях дочери, как и мать не сдержанные на язык. – Что у нас отнимешь? Кисло у нас и с имуществом, и с бабосами. А где нечего взять – туда нынче не ходят. Так что – шуми сколько влезет, все равно толку не будет. Такие сейчас, папулечка, времена, если ты не в курсе.
– Вы мне тут не умничайте, чаю лучше поставьте, – не желает он всерьез учить их уму разуму. Просто не понимает: как?
«Бесполезно. Не поверят. Могут и согласиться, чтобы настроение отцу окончательно не испортить, но не поверят. Про себя же парирует: пока живой, всегда есть что отнять». Может и счастье, что не понимают?
Верно чувствует: переживания его для дочерей – общее место. Ему и самому не нравится выпирающая казенность этой мысли, про жизнь и отъем.
То, что думает он сейчас о Кремле, ему тоже не нравится, но не выходит по-другому, никак не получается.
Ленинградский окоп
«Ленинградский окоп, право слово, а не Кремль. Впечатление, будто вся страна занята отыскиванием-изобретением в своих семейных архивах – преданиях корешки, протянувшиеся к берегам Невы. Будто и в самом деле не было ничего на этих землях до Петра. Выкресты вон тоже, как ополоумевшие, все вдруг стали рьяными православными. Как-то «по нужде» все это выглядит, вымученно».
На службе у Антона Германовича есть отчаянные – или провокаторы?.. – что шутят: не ровен час, возле царь-пушки табличку приделают: