Фауст. Сети сатаны. Оливер Пётч
его новая жизнь.
Скоро по левую руку показался окутанный туманом монастырь Маульбронн. У Иоганна сжалось сердце. Как ему хотелось стать здесь помощником библиотекаря и еще глубже погрузиться в мир знаний и книг! Юноша подумал, не увидеться ли на прощание с отцом Антонием. Но слишком велик был его стыд. Если он и вернется сюда, то лишь великим и прославленным ученым!
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Иоганн представил, как через много лет навестит немощного уже отца Антония – с повозкой, полной книг и снадобий в подарок. В Книтлингене, конечно, все пожалеют, что так неблагодарно обошлись с самым известным уроженцем города. Его отчим к тому времени умрет, а Маргарита снова будет здорова. Они поженятся, и даже Мартин вернется из языческого плена, одаренный сокровищами…
Иоганн был так погружен в мечты, что и не заметил, как монастырь скрылся за деревьями. Изгнанник, не оглядываясь, пошел дальше – впервые в жизни он ушел так далеко от города. До сих пор Маульбронн отмечал границу его маленького мира. И сегодня Иоганн в первый раз ее переступил.
Перед ним лежал новый, необъятный мир.
Первые свои ночи в роли бродяги Иоганн проводил в сараях, коченея от холода. Его прекрасные мечты разбились вдребезги под первым же градом. Скоро выяснилось, что никому из крестьян в это время не нужен неоперенный шестнадцатилетний работник. Урожай давно был убран, виноград передавлен. Крестьяне сидели в тепле, чинили корзины, заделывали худые ведра или хлопотали с вином в подвалах. Когда Иоганн стучал в двери, в лучшем случае он получал краюху черствого хлеба, а иной раз на него спускали собак.
Казалось, дороге не было конца. Она петляла по долинам, между пастбищ и полей. По обе стороны поднимались пологие холмы, поросшие дубами и буками. С незапамятных времен этот тракт связывал западную и восточную части Священной Римской империи, протянувшись от Рейнской долины до земель к востоку от Неккара. В летние месяцы это были живописные места, но сейчас, в начале ноября, со стороны гор налетали осенние штормы, ветер срывал с деревьев последние листья, и они, точно скелеты, содрогались и стонали под шквалистым ветром.
День ото дня воодушевление его падало, уступая место печали, которая тяготила Иоганну сердце. В минуты затишья он чувствовал себя совершенно одиноким. У него никого не осталось: мама умерла, а отец оказался ему не отцом вовсе, а чужим человеком, который выгнал его из дома. Кто был его настоящим отцом, Иоганн не знал – наверное, какой-нибудь артист, который приударил когда-то за его матерью. Все, что он оставил своему сыну, это черные как смоль волосы и постыдное звание бастарда.
Одинокими вечерами Иоганн иногда доставал нож, полученный от астролога Тонио. Сидя у обочины, он вырезал маленькие фигурки из деревяшек и представлял себе маму, Мартина или Маргариту. Часто фигурки получались кривыми или ломались, и тогда юноша выбрасывал их подальше.
Те немногие путники, которые попадались навстречу, ехали верхом на лошадях или в повозках и