Мое частное бессмертие. Борис Клетинин
ему второй шанс!» – подумал я.
Всяк меня поймёт: среди приземлённых нравов нашей армии мечталось мне не просто о друге, но о существе, хотя бы отчасти облагороженном жизнью ума и сердца.
Итак, вот какую тему поднял я в нашем следующем секрете под береговыми валунами.
Кто мы, объявил я вопрос.
Только ли убогие обыватели, субъекты тех или иных перекроек границ в Европе?
Или же осмысленные румыны?
Только ли мы буфер между ненасытными хищниками – Турцией и Россией, Австрией и Польшей, или же, пускай и малая числом, но сильная духом нация, умеющая отстоять свои пределы на земле, равно как и обозначить их контуры в небе?..
И вот тут, ещё только произнося «пределы на земле», бросил я полный надежды взгляд на Косого.
Чтобы со стоном отрезвления прочитать всё то же «ай, оставь!» на его физиономии (вот тебе и второй шанс!).
«Ай, оставь! Ай, оставь! – пело глумливое его лицо. —
Осмысленные румыны – это хорошо, но и фраеров тут нет! Свои
100 леев я должен заработать в первую очередь…» Крушение иллюзий!
– Отрицаешь ли ты, – спросил я, задыхаясь от обиды, – наше право быть нацией под Богом?..
– Кем-кем? – хохотнул он.
Но, угадав моё состояние, подобрался и согнал ухмылку с лица.
– Это смотря какой нацией! – проговорил он голосом человека, задетого за живое. – Если малой и слаборазвитой, трусливой и повсеместно поражённой коррупцией – то не отрицаю ничуть!..
– Câine[17]! – только и сказал я.
– Câine?! – оскорбился он. – Сам ты câine!.. Смотри, во что границу превратили! В комендатуре подмажь – и вали! Хоть в Россию, хоть на Луну!.. Со всего Королевства – на наш участок едут!..
Убил бы его.
Но… взял себя в руки.
Поморгал.
Вдохнул-выдохнул.
– Послушай, Косой! – сказал я, убедившись, что дыхание моё выровнено и голос не дрожит. – Мне 21. Не так уж много на своём веку я видел. Ещё меньше успел. Была у меня всего одна женщина, и та предала! Но притом готов я умереть сегодня! сейчас! сию минуту! Но умереть как румын, сын румына! А не коптить небо до глубокой старости – в виде субъекта русских или австрийских интересов!..
Зачем я палил слова – теперь уже отлично представляя, кто передо мной?
А затем, что через голову недоучки-терапевта говорил я с Sophie L.
Ей, неотболевшей, приносил и эти приречные снега, холодящие тело сквозь пролежалый мешок со стружкой, и неграмотные деревья, сбегающие с уклона к речному льду, и надувшуюся треть луны под кожей неба…
Да, мы тихий народ, делился я с ней. Самый тихий в Европе. Hарод саманных землянок, а не венецианских палат, народ тупого и грязного сельского труда, а не прогрессивных наук и кругосветных путешествий. И при всём том не теряли мы лица, нет! Вот и оттоманским туркам, свирепым покорителям нашим, сумели внушить почтение к себе. Так что ни единый полумесяц не засиял на молдавском небе. В отличие от сопредельных краёв, болгарских и сербских, просто-таки испещрённых магометанскими молельнями!
– Тебе
Câine – собака