Вила Мандалина. Антон Уткин
обрези, так что я был всерьёз готов заняться писателем.
То, что здесь в это время происходит с природой, зимой по нашим меркам назвать сложно. Температура редко падает ниже нуля, а множество вечнозелёных растений создают впечатление просто пасмурной весенней погоды, и всё же увядание чувствуется: как могильные венки вянут серые дни, с инжирных деревьев падают похожие на кленовые мокрые жёлтые листья, дождевыми потоками льётся грусть, и только редкие фонари обозначают границу воды и суши.
И лишь камелии, как суда, идущие против течения, начинают свою пёструю жизнь.
Моя раскрылась сразу пятью цветками. Любуясь ею, я подумал, что не спросил у официанта, как было имя той девочки, но скоро решил, что так оно даже лучше.
Некоторые живут кошками, иные заводят собак, у меня вот была камелия. Отлучаясь, я жалел, что нельзя было брать камелию с собой, но в целом оставался спокоен: случаев, когда воруют при живущих хозяевах, как будто ещё не бывало.
Как-то ночью я ощутил, что не один в комнате. Несколько мгновений я прислушивался к малейшему звуку, потом потянулся к выключателю, но прежде, чем я до него дотронулся, свет зажёгся самостоятельно. Никого, конечно, не было, и не сразу я заметил, что на плетёном столике в баночке из-под айвара стоит цветок камелии. Овощную икру здесь готовят на любой вкус, и расфасовывают тоже разнообразно. Эта баночка была пузатая, похожая на вазочку. Я даже вспомнил, как на днях вымыл её и оставил около раковины отверстием вниз.
Ночь была по-летнему густа, а уличное освещение давно уже не работало. Я взял фонарь, пошёл к камелии и пересчитал цветки. Одного не хватало. Несомненно, в баночке из-под айвара красовался цветок с моей камелии.
Я ломал голову, как объяснить это происшествие, и пришёл к выводу, что сам сорвал цветок и поставил его у себя в изголовье. А что оставалось думать? Ещё через пару дней опять случилось нечто труднообъяснимое. Уже заполночь кто-то, стоя на дороге, выкликал женское имя. «Весна! Весна!» – доносилось снизу, и я только гадал, кого это зовут. Никакой Весны в нашем закутке отродясь не было. Удивительно было и то, что соседская овчарка Блонди, имеющая обыкновение свирепо облаивать всех малознакомых, за исключением разве Иво, сейчас не издавала ни звука, словно оглохла и потеряла обоняние. Я было хотел пойти посмотреть, кто кричит, но тут всё смолкло. Возможно, подумал я, у Станки гостила какая-нибудь подруга и это взывали к ней.
Со статьёй я управился быстрее, чем ожидал, и коротал дни, чем придётся. Когда выпадал погожий денёк и пригревало, я забирался на гору, созерцал залив, спиной ощущая движение солнца, а нет, так шатался по узкой прибрежной дороге. Иногда ложился на парапет из тёсаных камней, который полизывал прилив и, заложив нога за ногу, наблюдал за бессмысленными перемещениями облаков. Хаотичность этих движений окончательно сбивала меня с толку, но одновременно и укрепляла в мысли, что главное, самое важное дело на земле – быть рядом с камелией. Во всяком случае, для меня это было