Королевские дети. Жизнь хороша (сборник). Алекс Капю
разбивая их, сжигая в огне, кипятя в воде, размалывая и пробуя их на вкус языком. Их загадка была неразрешима, но по крайней мере они не кусались, не жалили и не щипались и, судя по всему, не были ядовиты. Итак, Якоб заключил с ними мир: он принимает каменные существа такими, какие они есть, их существование объясняется самим их существованием, а всё, что свыше того, остаётся необъяснимым.
Самые красивые экземпляры маленьких водяных улиток, крабов, морских коньков он забирал к себе в хижину, чтобы долгими зимними вечерами выковыривать их ножом из каменного ложа и полировать до блеска.
– Ты ещё не спишь?
– Нет.
– Хорошо. Потому что теперь я приступаю к самой истории. Она начинается в золотой день сентября 1779 года. Якоб улёгся у себя наверху, у отвесных скал, в траву и греется на солнце. Ветер ещё дует с юго-запада, но скоро он сменится на северо-западный, а потом упадёт первый снег. Коровы после долгого лета на альпийских выпасах раскормленные и гладкие, все они отчищены скребницей, а рога их украшены цветами.
Якоб приподнимается с травы и прислушивается – глубоко внизу камешки катятся в долину; камешки, сдвинутые с места сапогами. Затем он слышит шаги; шаги троих или четверых мужчин. И топот мулов. Потом он слышит голоса. Вялый крестьянский говор. Французский. Потом он уже видит мужчин и мулов. И вскоре уже чувствует их запах.
Это батраки из Грюйэра пришли забрать коров и прихватить сыру. Они знают Якоба и знают, что с ним не обязательно говорить. Они машут рукой, улыбаются и кивают ему издали, потом хлопают его по плечу и спрашивают, как дела. В ответ Якоб молча и горделиво указывает на коров, которые своими красивыми глазами вопросительно глядят на мужчин; потом он оставляет батраков, а сам идёт к корове-вожаку, поглаживает её морду и что-то бормочет ей на ухо, после чего всё стадо приходит в движение и топает позади Якоба к ограде, которая отделяет пастбище от горной тропы.
Там коровы терпеливо ждут, пока батраки нагружают мулов сырными кругами. Якоб запирает хижину, раскрывает ограду и ступает на узкую горную тропу впереди коров. Эта тропа ведёт через всю лощину вниз, в Грюйэр. Если вывести корову-вожака через ограду на эту тропу, то она уже не заблудится, ведь тропа узкая, не разветвляется и знает лишь одно направление: вниз по лощине до самой низины. Стоит ведущей корове двинуться в путь, все остальные коровы топают за ней вслед и держат в своём просторном, твёрдом черепе лишь одну мысль: не отставать от ведущей, куда бы она ни шла и сколько бы это ни длилось.
Спуск по тропе вдоль Яунского ручья длится два дня. Внизу в долине луга ещё зелёные и густые, а солнце греет так, будто лету ещё и конца не видно. Но Якоба не обманешь, он дело знает, как знают его жуки, лягушки и бурые медведи. Дни становятся короче, листва на деревьях вянет и жухнет, перелётные птицы тянутся на юг. Даже вода в ручье течёт замедленно, как будто уже знает, что скоро здесь всё замёрзнет.
– Минуточку, – прерывает его Тина. – Что, Якоб так