Королевские дети. Жизнь хороша (сборник). Алекс Капю
если сделают в этот момент что-нибудь неловкое или скажут какую-нибудь глупость. В данном же случае это был отец Марии, который разорался.
Чего это, мол, его дочь торчит торчком посреди помидорных кустов, как будто обделалась, тупая гусыня? Чего глазами хлопает и лыбится, дура дурой, а сама обеими руками вцепилась в каёмку своего фартука, будто боится без него упасть? И чего забыл на его подворье этот немытый пастуший дурень? Скотину привёл? Привёл, вот и молодец, плату свою получил. Чего он тут топчется, раззявив рот, ворон считает? Что тут вообще творится, разрази вас всех гром?
Разумеется, крестьянин прекрасно знал, что тут творится. Он знал все обычные в животном мире брачные ритуалы, они у любой скотины примерно одинаковы. Некоторые кудахчут или воркуют, чтобы привлечь к себе внимание противоположного пола, другие воют или мяукают, некоторые приплясывают вправо или влево, идиотски скалятся или стоят как громом поражённые посреди помидорных кустов или считают ворон, но цель всего этого токования всегда одна и та же.
И результат потом тоже один.
Против этого результата крестьянин в принципе ничего не имел, его достижение и было, так сказать, схемой его бизнеса. Но только не в случае с его дочерью. По крайней мере, не сейчас, ей ведь всего девятнадцать. Ну ладно, другие дочери в этом возрасте уже замужем и разродились, некоторые даже не по разу, да и сам он тогда со своей Жозефиной в стогу сена… Но только не его дочь, это совсем другое дело. И уж совершенно точно не с этим альпийском олухом. Через год-другой придёт время, будет видно, когда-то это должно случиться. Двух или трёх кандидатов богатый крестьянин держал на примете, при случае он перемолвится с их отцами словечком. Но не сейчас, как уже сказано. Следующей осенью или через осень дело сладится, а к следующей весне девушка получит своё приданое и может выходить замуж и так далее. Но не сейчас. И уж точно не за этого босяка.
И вот крестьянин разбушевался. Изругал батраков, накричал на дочь, стал звать с проклятьями жену, пригрозил собаке и под конец облаял пастуха, какого дьявола он здесь ошивается, и без него крестьянину бездельников хватает, осточертели все. Его рёв возымел действие. Батраки убрались прочь вместе с коровами. Девка опять нагнулась над помидорами, собака спряталась у неё за юбкой. Прибежала жена. Пастух убрался восвояси. Крестьянин успокоился.
Но вы только поглядите, что делается? Батраки, уходя, ухмыляются. Крестьянин едко щурится им вслед. Ну погодите, я вас проучу. Жена крестьянина тем временем стоит во дворе, расставив ноги, озирается по сторонам и не понимает, что стряслось. А его дочь, дурища? Спряталась в кустах помидор и выглядывает из-за ботвы, как будто не видно, как она взволнованно вертит шеей, одёргивает свою вязаную белую кофтёнку и убирает прядку со лба. Осталось только палец в рот засунуть, безмозглая дура. А немытый этот сыродел, этот выродок из дальних альпийских отрогов в заднице мира? И двадцати шагов не сделал, как снова остановился и воняет тут крестьянину под