Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах. Николай Самохин
директор, внушительный и корректный мужчина. Он присел за мой столик и тоном врача, разговаривающего с душевнобольным, сказал:
– Ну, давайте знакомиться.
И протянул мне почему-то удостоверение дружинника по охране общественного порядка. Чтобы не показаться невежливым, я достал паспорт. Директор посмотрел на штамп с места работы и сурово произнес:
– Козыряете!
– Чем? – пролепетал я.
– Как чем? Званием литератора. За горло берете? А сами к тому же нетрезвые!
Я был трезв, как стеклышко. Но директор уже подал знак. В ту же минуту неизвестно откуда появились два молодца в униформе и, крепко взяв меня под руки, повели из кафе…
СМОТРИ В КОРЕНЬ
У меня заболел желудок.
А может, и не желудок. Во всяком случае, заболело что-то там, внутри. Закололо и застреляло. Я обратился к врачу.
– Здесь болит? – спросил врач, надавливая куда-то под ложечку.
– Примерно, – скосил глаза я.
– А тут не покалывает? – спросил он.
– До этого покалывало, – припомнил я. – А сейчас как будто перестало.
– М-гу. А сюда не отдает? – надавил он в третьем месте.
Я прислушался и сказал:
– Знаете, доктор, еще вчера не отдавало, а вот сейчас вроде бы есть немножко.
– Ясно, – сказал врач. – Это у вас печень. Надо полечиться.
И я стал лечить печень. Через два дня закололо там, где раньше отдавало, и стало отдавать там, где покалывало.
– Возможно, тут вмещалось сердце, – предположил врач. – Сейчас я вас направлю в другой кабинет.
В другом кабинете меня выслушали, прослушали и сказали:
– Сердце надо поддержать. Сердце, знаете ли, никогда не вредно поддержать.
И я стал лечить сердце. Через три дня застреляло там, где до этого покалывало, а еще раньше отдавало, там, где стреляло, начало отдавать, а где отдавало – посасывать.
– Ну вот, теперь картина полная, – сказал врач, к которому я ходил насчет сердца. – Конечно, сердце надо продолжать лечить, но главная загвоздка и основной очаг – в щитовидной железе. Сейчас я напишу вам направление.
И я стал лечить щитовидную железу. Однако картина оказалась далеко не полной. У меня еще оставались селезенка, желчный пузырь, легкие, почки, двенадцатиперстная кишка, желудок и поджелудочная железа. Как выяснилось, кое-что из этого необходимо было серьезно лечить и кое-что основательно поддержать.
Я завел себе специальную папку для рецептов с отделением для анализов, устроился на легкую работу, сменил квартиру поближе к поликлинике и начал откладывать деньги на инвалидную коляску.
Не знаю, как сложилась бы дальше моя судьба, если бы не случай. Однажды в больнице я обратил внимание на плакат, которого раньше почему-то не замечал. Это была жуткая картина. Прямо «Последний день Помпеи» кисти художника Брюллова. Два упитанных лысых микроба карабкались по штормтрапу к сердцу. Один из них держал на плече здоровенный