Рулетка судьбы. Антон Чиж
как отбился! Осколков не собрать!
– Ну ничего. – Баронесса надела варежки с меховой опушкой, как доктор резиновые перчатки. – Придется ему ответить за ваши страдания…
– Уже уходите? – спросил расстроенный Эфенбах, уже собиравшийся пригласить даму отобедать с ним.
– Я обязательно вернусь, славный Михаил Аркадьевич, у меня имеются кое-какие интересные сведения… Кстати, где теперь месье Пушкин?
Эфенбах не мог вспомнить, куда делся его чиновник. Пришлось Лелюхину сообщить, что Пушкина вызвали в Арбатскую часть на Большую Молчановку. Баронесса знала эту улицу. Наговорив ворох комплиментов уму и талантам Эфенбаха и мило помахав ручкой чиновникам, она исчезла, как видение. Оставив за собой тонкий аромат духов Брокар: то ли «Царский виолет», то ли «Конец века». Нечто знакомое и волнующее, как тайный поцелуй.
Романтические мечтания разбил Кирьяков. Он спросил, что делать с задержанной: оформлять или отпускать. Эфенбах поморщился: задерживать не за что. Полицейского фотографа в сыске нет, а правильно делать бертильонаж[26] некому. Завести карточку, описать приметы и вытолкать в шею воровку Катю Гузову, всего и делов. Ну и припугнуть, конечно, чтоб в «Лоскутную» больше не смела нос сунуть. Место приличное, Эфенбах порой там обедал. Чиновник отправился исполнять поручение.
А Михаил Аркадьевич мечтательно вздохнул.
– Ах, стрекоза-дереза, чернявка-плутовка! – пробормотал он.
А вот что за мечты вились в его голове, знать не следует.
Из ворот выехала санитарная карета, увозившая тело. Дворник проводил ее с непокрытой головой, утерев слезу шапкой. Все, кончились подарки на праздники, нету доброй Анны Васильевны. Господина из сыскной полиции – Прокопий уже знал, кто это, – проводил горестным вздохом. Пушкин не стал спрашивать дворника, видел ли он кого-то выходящим из дома Терновской ночью первого января. Бесполезная трата времени: отмечание Нового года до сих пор не улетучилось из дыхания Прокопия.
В гостиной мало что изменилось. За исключением хозяйки, которая покинула свой дом навсегда. Трашантый закончил новый протокол и доложил, что обыскал где только можно: ключей нет. А потому распорядился, чтобы дворник приладил на входной двери навесной замок, раз врезной сломан окончательно.
– Ридикюль старой моды попадался?
Такой вещи Трашантому не встретилось.
Пушкин ждал, что помощник пристава спросит разрешения уйти. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Через дорогу виднелись высокие окна старинного особняка. И будто нарочно глядели прямиком в окна Терновской.
– Кто живет в доме напротив?
Оказалось, что пожилая дама по фамилии Медгурст столь преклонного возраста, что не покидает кресло-каталку. Особняк ей не принадлежит, только снимает, о чем в полицейской книге участка сделана запись регистрации. Без регистрации ни один житель не имеет права находиться в Москве. Что, впрочем, касается добропорядочных обывателей. Обитатели Хитровки и Сухаревки не то что регистрации, документов не имеют.
Бертильонаж – описание и систематизация преступников по методу Альфонса Бертильони.