Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972. Антология
и стол стеклянных блюд.
Несут белеющее тело, ждет верблюд:
Разрушила гроза последнюю преграду,
Язычники бегут от бури в колоннаду
И блеск магический небесного огня
Зияет в воздухе насыщенного дня.
Мария Комиссарова
Венеция
Чем меня Венеция встречала?
Плеском волн
И взмахами весла.
На волнах как на руках качала,
И по узким улочкам вела,
И по переулочкам, как щели…
Чем еще? —
Улыбками друзей,
Что сказать по-русски не умели
Те слова, что мне всего нужней.
А еще она меня встречала
Праздничной, как сказка, пестротой,
Алый парус в море высылала,
Возводила купол золотой,
Раскрывала книгу доброй славы,
Где что ни страница —
Чудеса.
Лев шагал навстречу златоглавый,
Разбудив столетий голоса.
Всю тебя
С твоею далью дальней,
Поселю я в памяти своей:
Все огни гондол твоих печальных,
Все рукопожатия друзей,
Все созвучья линий,
Тени,
Света,
Красок, что не встретятся нигде —
Всё, что ты явила на рассвете,
Как в волшебном зеркале,
В воде.
Александр Кондратьев
Венеция (из путевого альбома)
Воды канала светло-зеленые
В сладкой истоме и лени
Нежно целуют, словно влюбленные,
Старых палаццо ступени.
Солнце… Гондолы скользят, как видения.
Струйки беззвучные блещут.
Темных, старинных дворцов отражения
В зеркале светлом трепещут…
Наталья Кончаловская
Стеклодувы в Мурано
Он резал стекло, этот мастер,
как тесто иль глину,
расплавленный, огненный шар
превращая в кувшин.
Пунцовые змейки-обрезки
ложились у ног, извиваясь,
тускнея, меняя цвета
и в стеклянный грильяж превращаясь.
А мы, обступив стеклодува,
за ним наблюдали,
немым восхищеньем его мастерство одобряя.
И несколько пар
недоверчивых глаз наблюдали
за каждым движением нашим,
за каждым подарком,
что мы привезли из России
муранским рабочим – потомкам
великих искусников в деле стекольном.
Потомкам умельцев, артистов,
что знали секрет, – их за это
хозяин Мурано приковывал
цепью навечно…
А ныне потомки умельцев, украдкой,
для русских туристов
отлили конька.
И глядели мы все в удивленье,
как мастер щипцами вытягивал
красные ножки лошадке,
и хвост закрутил ей игриво,
и гриву, и ушки у ней на макушке
поставил торчком…
Лошадка остыла. Из красной
она превратилась в