Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972. Антология

      Я лежу с моей жизнью неслышною,

      С облаками, которых не смять.

      Море встало и вышло, как мать,

      Колыбельная чья – уже лишняя.

      Потому что водою вдовиц

      Приоделися рифы и россыпи.

      Говор дна – это скрип половиц

      Под его похоронною поступью.

      В серый месяц, как в старые латы,

      Не вмещается лай собак,

      Отекают туманом телята,

      И уходит в степь рыбак.

      О какой он рослый в споре

      С облаками. Как – он рослый?

      Вскоре ты услышишь: море

      Перевесят его весла.

      Я был разбужен спозаранку

      Бряцаньем мутного стекла.

      Повисло сонною стоянкой,

      Безлюдье висло от весла.

      Висел созвучьем Скорпиона

      Трезубец вымерших гитар,

      Еще морского небосклона

      Чадяший не касался шар;

      В краях, подвластных зодиакам,

      Был громко одинок аккорд.

      Трехжалым не встревожен знаком,

      Вершил свои туманы порт.

      Земля когда-то оторвалась,

      Дворцов развернутых тесьма,

      Планетой всплыли арсеналы,

      Планетой понеслись дома.

      И тайну бытия без корня

      Постиг я в час рожденья дня:

      Очам и снам моим просторней

      Сновать в туманах без меня.

      И пеной бешеных цветений,

      И пеною взбешенных морд

      Срывался в брезжущие тени

      Руки не ведавший аккорд.

      Я был разбужен спозаранку

      Щелчком оконного стекла.

      Размокшей каменной баранкой

      В воде Венеция плыла.

      Все было тихо, и, однако,

      Во сне я слышал крик, и он

      Подобьем смолкнувшего знака

      Еще тревожил небосклон.

      Он вис трезубцем скорпиона

      Над гладью стихших мандолин

      И женщиною оскорбленной,

      Быть может, издан был вдали.

      Теперь он стих и черной вилкой

      Торчал по черенок во мгле.

      Большой канал с косой ухмылкой

      Оглядывался, как беглец.

      Туда, голодные, противясь,

      Шли волны, шлендая с тоски,

      И гóндолы[570] рубили привязь,

      Точа о пристань тесаки.

      Вдали за лодочной стоянкой

      В остатках сна рождалась явь.

      Венеция венецианкой

      Бросалась с набережных вплавь.

      Ты дорог мне, реликвия святая,

      Крылатый лев на мраморном столбе!

      О,