Роковая тайна сестер Бронте. Части 1 и 2. Екатерина Борисовна Митрофанова
Марии Бронте станут следовать ее примеру, и наше образцовое учебное заведение превратится в рассадник своеволия и безнравственности.
Сделав это заключение, преподобный Уильям Кэрус Уилсон вынужден был ненадолго прервать свою пылкую речь, дабы иметь возможность как следует отдышаться перед решающим словом, при этом он обеими руками уперся в массивный набалдашник внушительной сосновой трости, украшенной причудливой резной монограммой, всем своим видом чрезвычайно напоминая важного, расфуфыренного индюка.
Наконец сей ярый блюститель порядка и благочестия, распрямившись во весь рост и, как подобает в подобных случаях, торжественно приосанившись, вынес свой суровый и безжалостный приговор.
– За столь демонстративное неповиновение, какое выказала нынче Мария Бронте, не подчинившись заведенному порядку, непокорная воспитанница этим утром останется без завтрака. И привяжите к ее лбу бирку с надписью «Неряха»; пусть Мария Бронте проносит ее весь день в наказание за то, что она дерзнула появиться перед классом в растрепанном виде. Надеюсь, это послужит ей достаточным уроком, а муки голода погубят в ней ее неслыханную дерзость и постыдную лень. Остальные девочки могут приступить к еде; не забудьте, однако, что предварительно должно вознести Господу благодарственную молитву и пропеть духовный стих!
За сим проповедник надменно вскинул голову и обвел строгим хозяйским взором всю группу.
Девочки все еще пребывали в задумчивой нерешительности. Многие из них (и, уж конечно, трое – в первую очередь) даже не услышали последних слов мистера Уилсона, приглашавших воспитанниц приступить к еде. Старшей наставнице пришлось повторить милостивое распоряжение достопочтенного господина, прежде чем ее подопечные проявили хотя бы малейшие признаки реакции. Но и тогда воспитанницы последовали указанию скорее машинально, нежели сознательно. Они медленно уселись на свои места, не спуская пристальных, взволнованных взглядов с Марии Бронте.
Сама же Мария стояла возле своей гневной обличительницы тихо и смирно, будто совершенно не замечая посылаемых к ней со всех сторон пытливых взоров. Лицо девочки по-прежнему оставалось бледным и серьезным – глядя на ее смиренную отрешенность можно было бы подумать, что вся эта немыслимая шумиха, внезапно поднявшаяся вокруг нее, не имела ровным счетом никакого отношения ни к ней самой, ни к ее тайным грезам. Даже в самый ответственный момент, когда суровый судья Марии Бронте назначил ей безжалостное наказание, осужденная, вопреки всеобщему ожиданию, не выразила ни малейшего признака смущения или разочарования, словно ее не могло взволновать ничто на свете и менее всего – ее собственная участь.
Однако же столь безупречное поведение Марии отнюдь не способствовало смягчению гнева ее обидчицы, а, напротив, лишь разожгло его яростное пламя. Смиренная покорность воспитанницы была принята придирчивой наставницей как новая непозволительная дерзость. Едва мистер Уилсон откланялся и торжественно