Роковая тайна сестер Бронте. Часть 3. Екатерина Борисовна Митрофанова
что более ничто делу не поможет, в последний раз критически оглядывал себя с головы до ног, после чего, не ощущая ни малейшего удовлетворения своим видом, расстроенно отходил в сторону.
Что же касается манер и поведения почтенного викария, то здесь явно наметились сдвиги в лучшую сторону. Его вздорный необузданный нрав стал ровнее, угрюмая суровость уступила место искренней сердечной приветливости. По крайней мере, таким он был в обществе Шарлотты. С нею он чувствовал себя на удивление бодрым и поистине окрыленным, как будто впервые в своей жизни скинул с себя ненавистные оковы условности и стал наконец самим собой.
Ни разу за все время посещений мистером Николлсом скромной обители пасторской дочери не было случая, чтобы викарий явился с пустыми руками. Он с видимой радостью делал Шарлотте простые и невинные, но очень милые презенты. То это были прелестные первоцветы или колокольчики, мгновенно оживлявшие маленькую мрачную комнату восхитительной природной свежестью, то, безупречно оформленные, поучительные книги, по преимуществу религиозного содержания (очевидно, редкие экземпляры из личного фонда мистера Николлса), то какая-либо деталь туалета, неизменно отвечающая всей приличествующей данным обстоятельствам строгости. И к этому обязательно прибавлялись весьма щедрые угощения, которыми викарий, не скупясь, потчевал дочь своего патрона. Коронным блюдом мистера Николлса, разумеется, был яблочный пирог его собственноручного приготовления, который непритязательная мисс Бронте предпочитала всем прочим яствам и, коему сам скромный даритель дал шутливое наименование «шарлотка для милейшей Шарлотты».
Рядом с Артуром Беллом Николлсом пасторская дочь чувствовала себя легко и непринужденно, точно они были знакомы всю жизнь. Только она была способна «разговорить» этого замкнутого молчаливого человека, всегда умела выслушать его и понять. С нею он проявлял себя приятным собеседником, человеком широкого ума и глубоких познаний. Она убедилась также в свойственной его натуре особой чуткости, которая прежде была надежно скрыта под внешней видимостью надменной суровости. Эта природная чуткость с невыразимою силой проявлялась в его искреннем сопереживании ее великому горю. Видя, как отчаянно Шарлотта тоскует по своим дорогим сестрам и брату, преподобный Артур Белл Николлс всегда находил для нее слова утешения, в коих ее ранимая душа так нуждалась.
За столь теплое, деликатное участие к постигшим ее несчастьям пасторская дочь испытывала по отношению к викарию поистине безграничную благодарность и, в свою очередь, почувствовала горячее желание, ставшее со временем настойчивой потребностью, узнать о его прежней жизни – той, что он вел вплоть до того момента, как Судьба забросила его в гавортский приход.
Решившись наконец вызвать преподобного мистера Николлса на откровенный разговор, Шарлотта выяснила, что он родился в Северной Ирландии, на ферме Талли, находившейся в деревне Киллед в графстве Антрим. Его отец, Уильям Николлс, был бедным фермером шотландского