Грюнвальдское побоище. Русские полки против крестоносцев. Виктор Поротников
Благодарю тебя, что согласился приехать ко мне. Видишь, я тут от ран загибаюсь. Уж и не знаю, сколько еще протяну. Поговорить мне надо с тобой.
Архип придвинул к кровати стул и тем же мягким жестом усадил на него нерешительного Горяина. Потом тиун направился к двери и потянул за собой толстого лекаря, который с нескрываемым любопытством взирал на все происходящее перед ним.
– Господь наказал меня за грехи мои, – заговорил боярин после долгой паузы, не спуская глаз с Горяина. – Грешил я много, когда молодой был. Да и в зрелые года свои тоже нагрешить успел. Теперь, ежели помру, то род мой пресечется, ибо в потомстве у меня остались одни дочери, которые со временем все едино по чужим семьям разъедутся. – Больной вздохнул поглубже, чтобы придать большую силу своему голосу. – На тебя вся моя надежда, Горяин. Ибо ты – мой сын. С матерью твоей я поступил некрасиво двадцать лет тому назад, силой затащил ее в постель. За это я готов ныне повиниться и перед ней, и перед тобой, сынок. Рассказывала ли тебе обо мне твоя мать?
– Нет, не рассказывала. – Горяин отрицательно помотал головой. – Я лишь недавно узнал, что… Что мой отец – боярин.
– Это похоже на твою мать, – проговорил Самовлад Гордеевич. – Она гордая и независимая! Здорова ли она?
– Здорова, – ответил Горяин, неприметно оглядывая обширный покой с высоким потолком и бревенчатыми стенами.
– Есть ли у тебя еще братья? – вновь спросил Самовлад Гордеевич.
– Нет, токмо сестра Ольга, – сказал Горяин.
– Почто мать твоя сюда не приехала?
Горяин молча пожал плечами, хотя прекрасно знал истинную причину нежелания своей матери ехать в Дорогобуж.
– Согласишься ли ты признать меня своим отцом? – после недолгого молчания спросил Самовлад Гордеевич. – Для меня сие очень важно, сынок.
– Твое отцовство я готов признать, боярин, – промолвил Горяин, – но жить в твоем тереме не хочу. Я погощу у тебя несколько дней и вернусь обратно к сестре и матери, в село Кузищино. Там мой дом.
– Ты можешь и мать с сестрой в мой терем пригласить, места здесь всем хватит, – сказал Самовлад Гордеевич. – Им ни в чем тут отказа не будет. Слово даю, сынок.
– Матушка не поедет сюда, а значит, и Ольга тоже не поедет, – возразил Горяин. – И уговаривать их бесполезно, боярин. Тиун твой уже пытался это делать.
Беседа отца с сыном, впервые увидевшим друг друга, получилась недолгой. Как ни удерживал Архип лекаря за дверью опочивальни, тот все равно прорвался к раненому, беспокоясь за его самочувствие.
– Понять этого толстяка можно, – молвил Горяину Архип, шагая с ним по теремным переходам в трапезную. – Ему за лечение боярина звонкой серебряной монетой платят, вот он и старается изо всех сил. А как помрет Самовлад Гордеевич, так лекаря этого в шею вытолкают из терема. Уж я-то знаю! – Архип усмехнулся было, но поймав на себе холодный взгляд Горяина, поспешно проговорил: – Токмо ты не подумай, дружок, что я желаю смерти отцу твоему. Я многим Самовладу Гордеевичу обязан! Служу ему