Простая правда. Джоди Пиколт
и платьев – темно-зеленые, красные, бледно-фиолетовые, желтые; рядом с ними плясали черные ноги мужских брюк, а на третьей веревке были развешены простыни с раздувшимися животами.) – У нас белье развешивала мама, – сказала я с улыбкой. – Помню, как я тыкала в них палкой, изображая рыцаря.
– Не принцессу?
– Вряд ли. Они совсем скучные, – фыркнула я. – Я не собиралась дожидаться какого-то там принца, если сама могла себя спасти.
– Мы с Ханной, бывало, играли в прятки среди простыней. Но на простыни попадала грязь с наших ног, и нам приходилось перестирывать их.
Запрокинув голову, я подставила лицо ветру:
– Помню, что верила, будто можно почуять запах солнца на простынях, когда приносишь их в дом и застилаешь постель.
– О-о, так оно и есть! – обрадовалась Кэти. – Ткань поглощает его взамен сырости. На каждое действие существует равное противодействие.
Физические законы Ньютона казались несколько продвинутыми для восьми классов средней школы, которыми обычно ограничивалось школьное образование большинства амишских детей, включая и Кэти.
– Я не знала, что у вас в школьную программу входит физика.
– Не входит. Просто я это слышала.
Слышала? От кого? Местного амишского ученого? Не успела я спросить ее, как она произнесла:
– Мне надо заняться огородом.
Я пошла за Кэти и, усевшись, стала смотреть, как она срывает бобы и складывает их в фартук. Она казалась полностью погруженной в работу и, когда я заговорила, вздрогнула.
– Кэти, вы с Рейчел обычно ладите?
– Да. Я постоянно присматриваю за маленьким Джозефом. На время шитья, иногда даже на время церковной службы.
– Ну, сегодня она явно обращалась с тобой не как с привилегированной семейной нянькой, – заметила я.
– Да, но Рейчел всегда прислушивается к разговорам других людей, вместо того чтобы узнать самой. – Кэти помолчала, теребя в пальцах бобовый стебель. – Мне все равно, что говорит Рейчел, потому что правда рано или поздно выходит на свет. Но я переживаю оттого, что могла заставить маму плакать.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, слова Рейчел задели ее больше, чем меня. Я – это все, что осталось у мамы. И я должна стараться быть безупречной.
Кэти поднялась, придерживая руками оттопыренный фартук с бобами. Направляясь в сторону дома, она увидела шагающего к ней Сэмюэла.
Он снял шляпу, показав спутанные от пота белокурые волосы:
– Кэти, как ты сегодня?
– Отлично, Сэмюэл, – ответила она. – Собираю бобы на обед.
– Хороший у вас нынче урожай.
Я слушала, стоя от них на некотором удалении. Где же любовный разговор? Или хотя бы легкое прикосновение к локтю или спине? Наверняка Сэмюэлу известно о ссоре во время шитья, наверняка пришел успокоить Кэти. Я не знала, так ли в их мире ухаживают за девушкой. Возможно, Сэмюэл сдерживался в моем присутствии. Или же этим двум молодым людям действительно нечего сказать друг другу – нечто странное, если они вместе сделали ребенка.
– Там