Время четырёх стихий. Аделина Дамировна Гирфанова
на себя непонятно откуда взявшиеся халат и перчатки.
Я остался стоять в дверях, лишь чуть-чуть зайдя в комнату, которая больше была похожа на пещеру. С высокого потолка свисали провода, на конце которых в два-три ряда были лампочки, освещающие это угрюмое, не вселяющее доверия место, где пахло сыростью и, кажется, плесенью. Возле стены – напротив всяких компьютеров и неизвестных приборов – стояли три стеклянные камеры, сделанные под рост человека. Я поёжился, не желая оказаться там, внутри. К этим «клеткам» были присоединены чёрные матовые контейнеры, от которых шла гофрированная большая труба, заменяющая потолок этих камер. На каждом из них были треугольники разных цветов и форм: обычный красный, перевёрнутый зелёный с линией снизу и точно такой же, как и предыдущий, но только голубой и без линии1.
Меня охватило странное ощущение, что я уже бывал здесь однажды, но не мог вспомнить, что тут делал и как вообще сюда попал. Вот только я отчётливо чувствовал кожей сильнейшие порывы ветра, которых в данный момент не было. Мне всё больше и больше начинала не нравиться эта обстановка. Я уже собрался тихо развернуться и уйти, как мой взгляд зацепился за двух парней примерно моего же возраста, которые были прикованы к каменной стене. Оба смотрели на меня запуганными глазами, показывая на электронные наручники. Они пытались что-то сказать мне, но их голоса… я их не слышал. Они были немыми? Им хотят помочь восстановить их голосовые связки? Но почему тогда они в электронных наручниках и прикованы к стене?..
– Что здесь происх… – начал говорить я, развернувшись в сторону людей, но будто подавился словами.
Передо мной выросла фигура отца. Его лицо в этот момент пугало до чёртиков. Он не был похож на обычного себя с напряжённой морщинкой на переносице: какие-то слишком равнодушные глаза и руки, которые резко сомкнулись на моём затылке, нацепив нечто холодное, сделанное из металла. Я посмотрел вниз, борясь с сильным чувством страха неизвестности. На шее
красовался странный ошейник, который при каждом движении пропускал по мне лёгкий, но колючий ток.
Я руками потянулся к этой непонятной штуке, намереваясь снять её, но отец резко перехватил их и, чуть не вывихнув, надел точно такие же наручники, как и на тех двух парнях. Я попытался разъединить руки, но всё было бесполезно: оковы крепко-накрепко держали меня. Свободными оставались только ноги. У меня, конечно, и был большой опыт в драках, но все они были в основном рукопашными. Даже в такой ситуации рисковать не стоит.
Отец сбил меня с ног и, держа за голеностопы, потащил по полу к одной из камер, где на трубе красовался красный треугольник. Я выкрикивал самые отборные грубые слова, но все они оставались лишь в моих мыслях. Я сопротивлялся, но он крепко держал меня, а мелкая галька, которая была вместо пола, царапала мне то лицо, то затылок. Отец неожиданно резко поднял меня, будто я не весил совсем ничего, и забросил в камеру, закрыв дверь. Я неподвижно лежал на холодном железном полу, боясь лишний раз двинуться и вздохнуть.
Треугольники – это обозначение стихий в алхимии. Красный – огонь, перевёрнутый зелёный – земля, перевёрнутый голубой – вода.