Поход Мертвеца. Кирилл Берендеев
неприятен. Семью вам обоим надо бы, а не в пророки подаваться.
Пифарь подавился словами. Наемник расседлал лошадь.
– Загнал я тебя, красавица. Прости меня, спешил от дурных мыслей избавиться, да вот что натворил.
– У тебя тоже – только с лошадьми и можешь нормально.
– Они долго не живут, – резко ответил Мертвец, принявшись растирать спину лошади какой-то настойкой. – Сейчас передохнем малость, а дальше до перевала пешком.
Поели в молчании, так же и пошли, каждый по свою сторону лошади. Пророк привык к долгим переходам, не отставал, против ожидания наемника; к вечеру они выбрались из бора, а до первых звезд были у перевала. Всхолмье начиналось еще в лесу, ели редели, давая свободы другим деревам и кустарникам. Дорога расширилась, теперь на ней свободно могли разъехаться хоть три телеги. Некогда, поговаривают, у самого въезда в бор стоял лагерь разбойников. Они называли себя проводниками, и без их помощи ну никак через лес пройти не представлялось возможным. Порешили их еще лет двести назад, всех, на этом самом месте, где бор мельчал, оттого, считалось, и появились прогалы в ельнике, да огромная поляна на самом его краю, куда ни одно дерево не хотело даже листьев сбрасывать. Непонятный знак в виде креста с полумесяцем не то обозначал то самое место резни, не то указывал рогами на грядущую кручу. Наемник почему-то хотел остановиться здесь, но пророк упорно двигался дальше. Миновав бор, двинулись среди кустарника все выше к сопкам, тут еще невысоким, но чем дальше на юго-запад, тем выше поднимающимся, а в полутысячи миль и вовсе становящихся непроходимыми горами да скалами, стеной гранита, встававшей на пути всякого, кто пытался пересечь в тех местах границу царства с южным соседом.
Остановились почти на самой вершине. Разом сузившаяся тропа, на которой разве что путники и могли разминуться, петляла, взбираясь на круть, продуваемая извечным северным ветром. Небо посерело, закрылось тучами, снова закапал нудный дождичек. Путники устали, устала и животина, спотыкавшаяся на колких мокрых камнях. Выбрали неглубокую пещеру, вырубленную в обнажившейся скале, забрались, спутав ноги лошади, и принялись за ужин.
– Зря все же остановились у скитника, – произнес глухо Пифарь, уже совсем иным голосом усталого человека, которому не хочется возвращаться.
– Считай судьба. Или испытание. Как глянуть.
– Ты от него заразился.
– Я сам такой же, будто не понял.
– Понял. Теперь мне кажется, я во всех встречных брата угляжу.
– Или сестру, – наемник усмехнулся уголком, но тут же стер улыбку.
– Проклятый Ремета, влез в голову и не отпускает. Будто нарочно. Все это путешествие будто нарочно. И отец молчит. Хоть бы знак какой.
– Он ведь сказал тебе, разбирайся сам, как и что. – Сын божий кивнул, опустив глаза. Вздохнул.
– Знаешь, будто в первый раз иду, будто всего прежнего не случалось. Куда, зачем? Как слепой щенок. Проклятый Ремета.
Дождь продолжался два дня,