Жил Певчий…. Иван Куницын
какое-нибудь дерево и торчащими, как белые свечки на каштане. Когда цапля летит, то кажется, что это птица задом наперёд. Вместо длинной шеи длинные ноги, вместо хвоста клюв над втрое сложенной шеей, бодро машет крыльями, а летит наоборот. В отличие от больших привычных цапель, которые машут крыльями медленно и тяжело, планируют, где только можно, эти летают быстро и подвижно, закладывают крутые дуги.
Стаи цапель здесь так же часты, как в Москве стаи ворон. Не часто увидишь, но и не успеваешь забыть, что они есть.
1 апреля
Я всегда считал работу переводчика очень трудной, со сложной спецификой, и сопряжённой с ответственностью. За время службы в Поти и здесь, понял, что она ещё и тяжела физически. Два часа беспрерывного, даже не синхронного перевода, способны превратить мозги в горячую мокрую вату.
Однако, в профессии переводчика (хотя сами переводчики утверждают с горечью осознания, что перевод – это не профессия) есть одна важная особенность, которая для большинства людей со стороны и определяет её восприятие.
Эта профессия – подсобная, вторичная, вспомогательная. Это накладывает ограничения и на профессиональные приёмы переводчиков (у достигших высокого класса они очень и очень разнообразны, глубоки, не лишены знания психологии), и на их поведение – они зависимы. Переводчик может прекрасно знать язык и быть отличным стилистом, но все свои знания он волен применить лишь в узеньком русле представленных ему к переводу текстов или слышимых фраз. Любой приличный переводчик стремится улучшить стилистику и углубить смысл переводимого. Он хоть всего лишь и помощник, но очень важный и нужный. В некоторых отношениях – бесценный. Но его зависимость от фраз, которые он должен переводить, даже если они глупы и грубы, а главное, его «пристёгнутость» к человеку или группе, к тем, кого он переводит, в глазах некоторых людей (прежде всего – недостаточно культурно развитых) низводит его до уровня некой прислуги.
Особенно эта манера свойственна среде военных. Здесь, в Луанде, переводчики ещё и самые молодые, а значит, и самые младшие по званию. В основном тут полковники, подполковники, меньше майоры. А переводят – младшие, лейтенанты и старшие лейтенанты. То есть для остальных – сынки, мальчишки, ничто.
Для военного «пристёгнутый» к нему переводчик – не только подчинённый, но и что-то вроде денщика. Наш референт пытался заставить меня провести профилактику его машины: зачистить клеммы аккумулятора, смазать вазелином, почистить, протереть, промыть внутренности. И всё это говорилось как ни в чём не бывало. Пришлось сказать, что я ничего в этом не понимаю и смогу сделать, если он будет стоять рядом и руководить. Отстал, это в его планы не входило. Других переводчиков заставляют что-то таскать, переносить, доставать, работать в нерабочее время. И даже если кто-то из советников или спецов бережёт своего переводчика, не даёт его другим, говорит что-нибудь типа «со мной никого не бойся», – всё это имеет форму барской заботы.
Все переводчики, живущие