Жил Певчий…. Иван Куницын
вертолёт
Вот так позорно и закончился бой. Уже несколько минут тишины и полного отупения. Ненасытное гудение мух, живущих нашим грязным войском.
Повылазили из люков на броню, мокрые до трусов, закурили. Я и Борис бросили фляги с водой вниз, в любимый БТР, чтобы старший помыл задницу и переоделся. Семёныч потом приберёт. Гаврилов отстегнул свою флягу, плюнул и пристегнул назад.
Спрыгнули на траву, в тенёк, ближе к земле: ощущение опасности не отпускало.
Серёга выглянул из левого переднего люка:
– Триплекс заклинило, командиры! Будете теперь из башни мне подсказывать: «Налево, Серёженька, а вот сейчас, пожалуйста, направо».
Этот жилистый парень, майор с жестоким взглядом, встав по пояс в люке, посмотрел на солнце, зажмурился и со всей силы ударил кулаком по нашему защитнику-дому. Зелёная майка аж черная от пота. Упёрся ладонями в горячую броню, выругался и, как всегда лихо, перевернувшись через голову, прочно встал на землю. Шутник…
Замполит возник вроде бы ниоткуда и, как за ним водилось, не глядя никому в глаза, завздыхал.
Семёныч, прищемив ноздрю, очень по родному сморкнулся. Негритята нехотя начали поднимать и перетаскивать ближе к дороге раненых, в основном – контуженых.
Сучок хрустнул метрах в трёхстах.
После гула боя, когда уши ещё болят, а глаза слезятся, такой звук неожиданно сильно слышен.
Бабочки уже опять плавно и густо рассаживались по кустам, а тяжёлая пуля ударила в Борю под левым глазом, разорвала на вылете правое ухо и звонко щёлкнула о броню.
Не сучок, оказалось, хрустнул.
Красавец-молдаванин не упал сразу, а начал складываться. Руки вытянулись вдоль тела и оказались длиннее, чем нужно, потом подогнулись колени и стали расходиться в стороны, скривилась спина… из губ выпала дымящаяся сигарета.
Серёга животом по броне метнулся назад в люк, ногой откинул старшего и запустил левый движок. Борька ещё только ткнулся лбом в красную землю и стал заваливаться в жёсткую жёлтую траву, а сизый дым уже с рёвом рванул вверх.
Гаврилов, согнувшись пополам, коленями ко лбу, вскочил в бронетранспортёр. Башня начала разворачиваться влево, к деревьям.
В рёве мощного мотора я, прижимаясь к дрожащей земле, всё равно услышал, как прищёлкнулся к огромному пулемёту короб с патронами.
Сине-белые бабочки опять взлетели, будто снег пошёл снизу вверх.
В клубах дыма за кормой БТР побежали пять или шесть негритят нашей охраны.
Все сто пуль, каждая толще пальца, легли длинными очередями на небольшом расстоянии, где мог быть снайпер. Деревья, треща корой и ветвями, валились, как скошенная трава. Гулко плюнули два миномёта с нашей стороны, мы опять залегли – очень уж близко. Мины противно, как зубная боль, вымотали саксофонным надрывом нервы, разорвались. БТР, проломив кусты, уже был под деревьями, метрах в трёхстах. Негритята сильно отстали.
Замполит накрыл своей гимнастёркой Борину голову. У меня раскрошился зуб и заболело левое колено. От страха, что ли?
Подняв тучи бабочек,