Большой Джон. Лидия Чарская
там он и пребывает… Я точно слышу шорох его огромных крыльев за спиною, когда он летает, и его легкие шаги, когда он ходит здесь по земле. И я чувствую еще, что он явится сюда к нам, в этот темный коридор, не сегодня завтра, когда все улягутся спать, когда потухнут огни и… и…
– И будет пить нашу кровь и кушать наше сердце… Право, вы должны сознаться, что у Черного Принца довольно странный аппетит, – послышался насмешливый голос Воронской.
На нее зашикали, затопали.
– Опять насмешки, Воронская!.. Не принимать ее в кружок, медамочки, не принимать ни за что на свете! – послышались негодующие голоса.
– Глупышки вы этакие, несут всякую чушь, а сами трясутся… – рассмеялась Лида.
– И все-то ты врешь, никто не боится, – трусливо озираясь, шепнула Додошка. – Ни одна душа, ясно, как шоколад… Чего тут бояться?
Воспитанницы миновали длинный коридор и вошли на темную площадку лестницы, где внезапно потух газовый рожок и воцарилась полутьма.
– Ничего я не боюсь, – расхрабрилась Додошка. Ее руки судорожно потирали одна другую, а взор продолжал пугливо бегать по сторонам.
– Уж будто?.. – сощурилась Воронская.
– Тише же, медамочки, дайте Лотосу говорить, – зашикала Бухарина, и ближайшие пары снова повернули головы в сторону бледной девочки с русалочьим взглядом.
– Да, mesdames, я чувствую, что он придет скоро, – своим глухим, надтреснутым голосом снова заговорила Елецкая. – Он войдет через швейцарскую, прорвется за стеклянную дверь, вихрем промчится через площадку и лестницу, и… и появится там, на том конце коридора, – заключила она и, протянув вперед бледные руки, замерла, тараща свои и без того огромные глаза.
– А!.. а-а-а!!! – диким, пронзительным криком вырвалось у воспитанниц.
– Черный Принц уже здесь!.. Здесь!.. – взвизгнула Додошка и, закрыв лицо передником, спотыкаясь и путаясь в длинном камлотовом платье, с тем же пронзительным визгом бросилась опрометью по лестнице, прыгая через несколько ступеней зараз.
Как стая испуганных птиц, шарахнулись за нею и остальные. Не помня себя, с диким истерическим криком, институтки метнулись вперед, толкая и сбивая с ног друг друга.
Паника старших заразила младших, которые уже успели добраться до верхнего этажа. Крик повторился на верху лестницы, пронзительный, гулкий. Кричали маленькие, кричали средние, кричали большие, кричали классные дамы, стараясь во что бы то ни стало водворить порядок и успокоить мечущихся в страхе детей.
– Он тут!.. Он тут!.. Он идет сюда! Спасайтесь, mesdames! Спасайтесь! – неистовствовала Додошка, цепляясь своими пухлыми руками за передники бегущих подруг.
– Вот он!.. Вот он!..
Несущаяся, как стрела, Елецкая разом остановилась и, тяжело переводя дух, протянула вперед руку.
– Вот он!.. – в диком экстазе вскричала она. Бегущие девочки замерли на минуту, столпившись испуганным стадом овечек на средней площадке лестницы. И новый отчаянный вопль потряс стены здания и гулким пронзительным эхом повторился