Тяжелым путем. Лидия Чарская
из себя… Так что я даже хотела их высечь.
– Нетти! Нетти! – вырвалось почти с ужасом у Андрея, в то время как Ия до боли закусила губы, чтобы не дать вырваться по адресу молодой женщины потоку негодования, вызванному словами последней.
– Ну, так что же из этого? – задорно, бросила мужу Нетти, – ну да, хотела их высечь обоих… Так они были несносны! A эта грубая Дашка налетела на меня как курица-наседка и стала кричать, что часа не останется больше там, где пускают в ход розги… Ичто она Зинаиде Юрьевне пожалуется, на меня и что здесь притесняют детей и Бог знает что еще наговорила, что и изверг-то я, и бессердечная, и чуть ли не палач. Словом, довела меня до слез… А сама ушла… И все из-за этих чудесных деточек… Кстати, пойдем к ним, Ия, я хочу познакомить вас с отчаяннейшей в мире породой маленьких людей, от которых нет никому ни минуты покоя в доме, – сверкая все еще горевшими гневом и негодованием глазами, заключила Нетти.
Андрей Аркадьевич с укором взглянул на жену. Потом перевел глаза на Ию и снова обратился к Нетти.
– Напрасно ты запугиваешь преждевременно сестру, деточка, – обратился он к Нетти, – Жура и Надя далеко не дурные дети. Правда, их жизнь до сих пор протекала на свободе, о них, в силу некоторых обстоятельств, некому было заботиться и манеры их, может быть, оставляют желать лучшего, но, в сущности, они – добрые, славные дети и…
– Добрые? Славные? Нет, это мне нравится! – неожиданно прервала мужа сердитым голосом Нетти, и её южные глаза засверкали целым фейерверком негодования.
– Нет, милая Ия, я больше слова не скажу об этих прелестных деточках… Вы сами увидите их и поймете, права я или нет. A André к ним слишком пристрастен. Идем же, идем к ним!
И, схватив Ию за руку, Нетти потащила ее из гостиной…
Княгиня поспешила за ними.
– Возьмите и меня с собой. И я хочу присутствовать при первом знакомстве Ии с этими ангелочками, – смеясь закричала она.
Из гостиной, большой комнаты в три окна, со старыми запачканными во многих углах обоями, обставленной, очевидно, на скорую руку самой разнокалиберной мебелью, Ия с обеими хозяйками прошла в столовую.
Здесь, посреди комнаты стоял неубранный стол с остатками от обеда на беспорядочно расставленных тарелках, и с корками хлеба, разбросанными по весьма сомнительной чистоты скатерти.
Из столовой все трое прошли в длинный темный коридор. Его дальний конец упирался в лестницу.
– Поднимемся к ним. Детская находится наверху, – предложила Нетти.
По шатким, скрипучим ступеням Ия вместе с хозяйками дома прошла во второй этаж. Три двери таинственно белели в верхнем тоже совершенно темном переходе.
– Там кабинет papa, – указывая рукой на правую, – говорила Нетти, – papa пишет свои мемуары о Турецкой войне и любит, тишину и уединение; там шкафная и комната для прислуги, – указала она на противоположную стену, – a это ваша обитель!
И при этих словах молодая женщина порывисто распахнула среднюю дверь.
При их появлении на пороге комнаты что-то