Разбитое зеркало (сборник). Валерий Поволяев
к Волге.
Был лейтенант Тихонов человеком хуторским, выросшим на природе, подле реки – и не одной, между прочим, кроме великой Волги хутор их глядел своими окнами в другую речку, меньшего, естественно, калибра, но очень рыбную и теплую, словно бы ее питали какие-то горячие подземные воды. Тихоновы считались семьей казачьей, боевой, жили на хуторе более ста лет, за это время хутор здорово разросся, превратился в настоящее поселение, для самого же лейтенанта хутор был той самой точкой, без которой нет ни детства, ни родины, ни семьи, ни прошлого (как нет и будущего), – ничего нет, в общем. Даже света в окне…
Хутор Большой Фоминский отличался от других хуторов тем, что был полустепным, – там, где текла вода, обязательно росли деревья, а уж камышовых лесов, в которых обитали кабаны и крупные дикие коты, было столько, что через гряды одеревяневших стеблей не пробиться. Можно вообще остаться без рубахи и порток.
Кроме кабанов в зарослях водилось много змей, но змеи почти не были опасны, поскольку с человеком они старались не встречаться и, заслышав вдалеке шаги, уползали в какую-нибудь укромную щель, где человек их вряд ли может найти. А вот каракурты – бархатные черные пауки, чье брюшко на кардинальский манер украшено красным крестом, были опасны очень.
Яд каракурта мог убить кого угодно, даже быка величиной с железнодорожный вагон, – тот мог в несколько секунд откинуть копыта, вот ведь как.
Если в году выпадала теплая зима, то летом каракурта можно было встретить даже в собственном дворе, а уж чуть подальше, за огородами, их могло оказаться больше, чем комаров на покосе.
Тихонов шел в группе первым, старался схватывать все приметное, что попадалось ему на глаза – фиксировал, запоминал. Делал это на всякий случай – мало ли для чего и в какой непростой момент это может пригодиться. Засекал воронки от крупных авиабомб, окопы, которые были вырыты наспех и тут же брошены, смятые противотанковые пушки-сорокапятки, иногда раскрывал планшетку, заносил пометки на бумагу.
Дорогу облегчали различные воспоминания, с ними шагалось проще и быстрее.
А змеи… Ну что змеи? Они вообще-то – веселые существа, которые хоть и стараются не встречаться с человеком, но встречи все-таки происходят и, если им предлагают дружбу, – предложение принимают.
Как и на хуторе, так и здесь, было много душистого чабреца – лечебной травы, оберегающей людей от дурных привычек и алкоголя, полыни – жесткая, она растет густо, как рожь в поле, – часто встречается и верблюжья колючка, легко протыкающая шины у «эмки», стоит только на «траву» эту наехать.
А верблюд колючку любит больше всего, от мягкой свежей травы вообще воротит физиономию в сторону. У него своя психология и свои привычки, на губастой морде при виде мягкой травы часто бывает написано брезгливое выражение: трава хоть и зеленая, сочная, а есть нечего.
Когда началась война, верблюды исчезли – то ли их, как и мужиков из городов и сел, забрали на фронт, то ли за бесполезностью отогнали на восток